Восьмого марта 1977 года, в советский праздник, который в Москве называли Международным днем женщин-коммунисток[4], мы решили в последний раз прокатиться на лыжах. Хотя за зиму выпало три метра снега, мы знали, что наши ясные дни сочтены, потому что скоро им на смену должна прийти долгая распутица, когда в Москве все тает и капает, превращая белый снег в коричневую слякоть. Как всегда, в нашем лыжном лесу не было почти никого. Эллен пошла первой. У нас была любимая лыжня, которая долго тянулась без поворотов. По правую руку от нее стояли белые березы, а по левую — темно-зеленые ели. Лыжня шла по ровной местности, но заканчивалась небольшим трамплином, после которого начинался гладкий спуск на луг, где можно было разогнаться. Идущая в нескольких метрах впереди Эллен непринужденно скользила по лыжне.

Она спрыгнула с трамплина, а затем я увидела, как в воздух полетели ее лыжи и палки, и успела остановиться на самом краю. Внизу снег растаял и превратился в грязное месиво, в которое и упала Эллен. Мы смеялись до слез, пока она поднималась на ноги, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя грязь и мокрый снег. Больше мы ни разу не катались на лыжах в Москве.

Когда температура опустилась до минус сорока, я с удивлением обнаружила, что чувствую разницу по сравнению с минус тридцатью. Я думала, что холод и есть холод. Но при столь низкой температуре у меня замерзала даже влага в носу. Когда мы небольшой компанией отправились на американскую дачу, старый дом из дерева и кирпича, который находился за городом, в деревне Тарасовка, примерно в 50 минутах на машине к северу от центра Москвы, мне пришлось на ночь внести в дом свой автомобильный аккумулятор, чтобы он согрелся и позволил мне на следующее утро завести машину и вернуться в Москву.

На дачу можно было сбежать от тягот московской жизни. За время двухгодичной командировки каждая американская семья (в данном случае холостяки считались семейными ячейками) по очереди останавливалась на даче на неделю или на выходные. Летом на даче было чудесно: долгие дни, возможность покататься на лодке или байдарке по реке, которая текла рядом с дачей, и прогуляться по соседней деревне со старыми деревянными домами до единственной колонки в самом центре. Зимой мы ходили в деревню на лыжах и иногда катались на санках с высокого берега реки, вылетая прямо на лед. На даче жил русский смотритель, который наполнял стоящие на заднем дворе огромные деревянные ящики сухими поленьями для огромной каменной печи, отапливавшей почти весь первый этаж. Спать на втором этаже зимой было все равно что спать в палатке у полярного круга, хотя на даче было множество теплых одеял.

И все же мне нравилась московская зима. Меня завораживало уникальное воздействие минусовых температур. После морозных ясных ночей на моей машине лежал мелкий снежок, хотя на небе не было ни облачка. Мой ученый сосед Билл объяснял, что это особый тип инея, который кристаллизуется в атмосфере, когда воздух слишком холодный, чтобы удерживать влагу. Учитывая, сколько времени я проводила на улице, мне оставалось лишь порадоваться, что я люблю зиму и не страдаю от холода, как остальные.

По графику Тригон должен был доставить нам пакет в январе 1977 года, сделав закладку в одном из парков неподалеку от моего дома. Объект с кодовым названием “Валун” находился чуть в стороне от основной дорожки парка возле “крупного валуна, который будет заметно даже из-под глубочайшего снега”, как сообщалось в описании места. По опыту мы знали, что обычно Тригон не занимался оперативными действиями зимой. Он сказал нам, что прошлую зиму провел в санатории, где проходил респираторное лечение. В связи с этим мы не слишком надеялись получить этот пакет.

Увидев его машину на “Парковке” вечером в пятницу накануне доставки, которая была назначена на субботу, мы удивились. Было решено, что за пакетом отправлюсь я, потому что я могла, вероятно, рассчитывать на отсутствие слежки, а объект находился неподалеку от моей квартиры, рядом с местом, где я пару раз каталась на лыжах. Проснувшись ранним субботним утром, я увидела за окном сильнейший снегопад. Должно быть, в час выпадало сантиметров пять-семь снега, почти как в условиях белой мглы. Не останавливаясь ни перед чем, я подготовила лыжную одежду, включая пуховый полукомбинезон и голубой пуховик с капюшоном, чтобы снег не забивался мне за воротник, а также толстые черные варежки.

Когда около девяти утра я вышла из дома с лыжами в руках, чтобы проехаться по району и определить, нет ли за мной слежки, милиционер грелся в своей будке. Я кивнула ему. Предполагалось, что на объекте “Валун” можно работать и под наблюдением, потому что скала давала прекрасное прикрытие, чтобы остановиться рядом и пристегнуть лыжи к ботинкам. Даже если бы я заметила слежку, я смогла бы забрать пакет Тригона, не дав группе наблюдения оснований заподозрить, что я совершила какое-то оперативное действие. Но слежки за мной, как всегда, не было.

Вероятно, я казалась сумасшедшей, которая решила покататься на лыжах в метель, но доехать до нужного места не составило труда. У меня была шипованная резина, которая обеспечивала машине хорошее сцепление со скользкой поверхностью. Вскоре я поняла, что едва ли не одна на дороге. Мало кто отважился выйти на улицу этим снежным субботним утром. В основном машины ехали в сторону центра, а я — им навстречу. Я припарковалась на обочине дороги, съехав достаточно далеко, чтобы никто не задел мои “Жигули”. Вскоре машина, заметаемая снегом, превратилась в сугроб. Я решила, что потом найду способ ее откопать.

Взяв лыжи и палки, я вошла в парк. Когда тропинка повернула, я увидела валун и поразилась, как сильно он засыпан снегом, хотя снег и съезжал с него, как глазурь с кекса. У основания валуна в снегу виднелось лишь небольшое углубление. Я полагала, что пакет лежит там не больше часа, поскольку инструкции велели Тригону доставить его незадолго до 9:00, а на часах было 10:00. Если он приходил на объект, его следы засыпало снегом.

Я обошла валун и прислонила лыжи к его задней части, зная, что именно там Тригон должен был оставить свой пакет. Я надеялась увидеть небольшой бугорок, но снег был совершенно гладким. Я принялась раскапывать снег в условленном месте. Мы не обсуждали, как будет замаскирован этот пакет, но я ожидала найти что-то мятое — молочный пакет, жестянку, грязную тряпку или старую лыжную шапку.

Чем дальше я копала, тем больше убеждалась, что пакета там нет. Может, из-за снега я запуталась и искала тайник не с той стороны валуна? Я невозмутимо обошла валун, разгребая снег вокруг него лыжными палками и носками ботинок. Пакета не было. Я была на грани паники. Надеясь, что пакет все же найдется, я все больше сомневалась в этом. Я то и дело осматривалась, но в парке больше никого не было видно. Должно быть, метели не испугалась я одна. Постепенно я разворошила весь снег у основания валуна. Пакета нигде не было.

Понимая, что я почти двадцать минут потратила на тщетные поиски закладки, я вернулась в машину. Быстро смахнув густой снег с лобового и заднего стекла, я медленно открыла дверцу. Снег упал с крыши прямо над дверцей на водительское сиденье. Смахнув большую его часть, я села в сухую машину, которая еще хранила остаточное тепло. Мне не было холодно, ведь я энергично работала, раскапывая снег, но я чувствовала, что у меня совсем не осталось сил. Я насторожилась, не сумев разыскать пакет. Так как была суббота, мне не с кем было поделиться рассказом об этой ужасной, неудачной вылазке.