«Проект Заратустра». От этих слов у меня бегут мурашки по коже. Я смотрю на папки, но нигде не вижу этого названия. Кажется, как-то папа упоминал его, но воспоминание смутное. Может, он говорил об этом с Даксом, когда я их подслушивала?

– Так они превратили вас в суперсолдат? Но зачем им для этого были нужны дети? Ведь все новые технологии можно тестировать и на взрослых.

Что-то в выражении лица Коула заставляет меня задуматься, и я вспоминаю о странностях, которые видела в его ДНК. Я решила, что папа каким-то образом изменил их гены, «вклеив» в него новую последовательность белков, но забыла о главном – сплайсинг[21] так не работает.

Клетки отвергают измененную ДНК, медленно убивая испытуемого. Поэтому они уже должны были родиться с такими генами.

Я просматриваю папку Цзюнь Бэй. Судя по отчету о секвенировании и генетическим диаграммам, у нее аллергия на молочные продукты и зеленый цвет глаз, но в них так же видно, что некоторые хромосомы отличаются от человеческих.

– Черт возьми, что это такое? – Я открываю другие папки. – Такие изменения не под силу гентеху. Нельзя переписать столько разделов в ДНК, не убив при этом самого человека. – Я указываю на обведенный участок в одном из отчетов. – Это антропологическая зона – раньше никогда не удавалось даже локализовать этот участок. Это не сплайсинг, это что-то невероятное…

Я поднимаю взгляд от папок.

– Они не превращали вас в солдат, да? Они создали детей с отключенными генами.

У генетиков нет схемы, на которой бы расписано, что и как работает. Это можно определить только методом проб и ошибок. Когда впервые секвенировали ДНК, то получили непонятную кучу данных, которую ученые разбили на более мелкие кусочки – гены, – как слова в предложениях. Но никто не понимал, что означают эти слова или за что отвечают гены, поэтому они выключали по одному гену в ДНК и выращивали мышь без него – мышь с отключенным геном. Если подопытная вырастала слепой, то ученые понимали, что отключили ген, ответственный за зрение. Так определили ген, ответственный за рост хрящей и вьющийся мех. И еще тысячи других генов, пока последовательно изучали геном мышей. А так как у нас с ними сходная ДНК, то мы узнали много нового и о себе.

А еще поняли, что важен порядок, как в лексике – если поменять слова в предложении, то получится совсем другое значение. Так же и в генах. Со временем ученые узнали все, что только можно, о мышах, но у человека остались еще разделы ДНК, которых они не понимали. Поэтому стали изучать кроликов, потом шимпанзе и бонобо, выделяя в антропологической зоне комбинации генов, которые уникальны для человека. Но законом не зря запрещено отключать гены у детей. Они могут родиться с ужасными мутациями или вообще мертвыми. Это ужасающе с этической точки зрения. Нельзя проводить эксперименты на антропологической зоне, потому что там содержатся тысячи комбинаций генов, значения которых мы до сих пор не знаем.

Но кто-то в «Картаксе», должно быть, решился на это.

«Проект Заратустра» – это дети с отключенными генами.

– Какую роль в этом играл папа? – шепотом спрашиваю я.

Хотя и сама уже знаю ответ. Вижу это в записках… чувство азарта и собственности.

– Лаклан отвечал за проект, – подтверждая мои опасения, говорит Коул. – Он сам начал его еще до нашего рождения и работал над ним, пока не ушел из «Картакса».

Я вскакиваю, но снова сажусь. Мне хочется как-то отреагировать на это, но я не доверяю своему голосу и не знаю, что сказать. Мне казалось, что я смогу принять правду, но не ожидала, что она окажется такой. Это работа не ученого, а монстра.

– Ты не спросила, зачем он это делал, – говорит Коул. – У Лаклана была веская причина для работы.

– Причина для того, чтобы мучить детей? – Я встаю и, подойдя к раковине, упираюсь руками в стол. – Проводить над ними эксперименты? Разрезать их и смотреть, как они выглядят изнутри?

– В том числе и для этого, – встав позади меня, говорит Коул. – Но он искал кое-что конкретное, то, что он мог понять, только сопоставив те части нас, которые делают нас людьми. Задумайся, Катарина, что отличает человека от животного?

Горький смех срывается с моих губ.

– В первую очередь мы – единственный вид, который может так поступать со своими детьми.

– Нет, – говорит Коул ласковым голосом. Он опускает руку мне на плечо. – В настоящий момент какая самая большая разница? Ты же жила на поверхности. Что ты там видела?

Я закрываю глаза и вспоминаю стаю странствующих голубей, от которых на несколько дней чернело небо, когда они пролетали над хижиной. Я вспоминаю оленей, которые питаются на заброшенных полях, воронки от взрывов, которые заполнили пустые, усыпанные мусором города.

Я открываю глаза:

– Самая большая разница в том, что люди умирают.

– Верно. Гидра заражает только людей. – Коул тянет меня за плечо и разворачивает к себе. – У твоего отца была причина для проведения тех исследований, Катарина. Он пытался разработать вакцину.

Сердце сбивается с ритма.

– Нет, тогда еще гидру не обнаружили…

Ну почему я такая наивная? Почему так заблуждалась? Я нахожусь в бункере, вмещающем восемьдесят тысяч человек, который идеально спроектирован для того, чтобы уберечь их от вируса, передающегося по воздуху. И он открылся всего через несколько недель после вспышки.

– Ты говоришь… – выдыхаю я. – Ты говоришь, что они знали о вирусе?

– Тридцать лет. «Картакс» начал изучать гидру еще до твоего рождения.

– Тридцать лет? – Я прижимаю одну руку ко лбу, чувствуя, как кружится голова от того, что я слышу.

– Присядь на койку, – просит Коул, махнув в их сторону рукой.

– Я не хочу садиться.

– Пожалуйста, – просит он. – Я не могу расслабиться, когда ты причиняешь себе такую боль.

Я опускаю глаза. Моя рука так сильно сжата в кулак, что ногти впиваются в ладони. Я медленно распрямляю пальцы, и тонкая струйка крови стекает по мизинцу.

Коул садится на нижнюю койку, а я опускаюсь на самый краешек рядом с ним и прячу лицо в ладони, уперев локти в колени.

– Это началось тридцать лет назад, – говорит он. – Исследователи обнаружили во льдах Арктики замороженное тело. Это был первобытный человек, но, когда он оттаял, его тело выпустило облако газа. Исследователи заболели, и Центр по контролю и профилактике заболеваний отправил их на карантин. А затем они начали взрываться. Это была первая вспышка. Правительства государств контролировали ее, но прекрасно осознавали масштаб угрозы, которую представляла гидра. Поэтому для ее изучения сформировали исследовательскую группу и назвали ее «Картакс». Твой отец в основном занимался там генетическими исследованиями, но со временем «Картакс» разделился на два подразделения: тех, кто пытался создать вакцину, и тех, кто готовился к неизбежной вспышке. Они начали строить герметичные базы и отложили в сторону все этические нормы и правила.