Как папа мог заставить меня пообещать держаться подальше от этого?

Леобен подводит меня к одной из открытых комнат.

– Дакс забронировал нам два номера, хотя мы недолго здесь пробудем. Этот числится за тобой и Коулом. Тут ты найдешь все, что тебе может понадобиться. Мы с Даксом будем в комнате напротив. Думаю, ты захочешь принять душ и отдохнуть, прежде чем мы уедем.

Я захожу внутрь и осматриваюсь. В дальнем углу стоит двухъярусная кровать с занавесками, которые, если их закрыть, создают хоть какое-то уединение. У двери стоит раскладной диван, а напротив оборудована кухня и виднеется крошечная ванная комната.

Все довольно маленькое, и здесь тесновато, но зато есть кровать и вода. И мне бы хватило этого, чтобы быть счастливой.

Леобен топчется у порога, словно ему неуютно.

– Думаю, мы были не единственными, с кем Лаклан облажался. И мне бы ни за что не хотелось, чтобы он был моим отцом. Коул придет сюда, как только отчитается у руководства.

Обхватив себя руками, я киваю и с трудом сглатываю ком, который нарастает в горле. Больше не сказав ни слова, Леобен уходит и захлопывает за собой дверь.

И только тогда я наконец позволяю себе сломаться.

К тому времени, как Коул появился в комнате, я успела поесть, принять душ, переодеться в чистую одежду с логотипом «Картакса» и заплести волосы в косу. Покрасневшие глаза все еще выдавали меня, хотя я и побрызгала в лицо холодной водой, пытаясь скрыть свои слезы.

Но мне больше не хочется плакать. Теперь во мне пылает ярость. Мои плечи сковало от напряжения, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не сломать что-нибудь. Я сижу, скрестив ноги, на полу с генкитом в руках, а вокруг разбросаны папки с папиными заметками.

Коул почти не смотрит на меня, когда заходит в комнату, пропитанный запахом дезинфицирующего средства из шлюза. Он все еще сердится за то, что я согласилась отправиться сюда. Закрыв за собой дверь, он старательно избегает моего взгляда, но, увидев папки на полу, тут же бледнеет.

– Откуда у тебя это?

– Из шахт. Коул, мне нужно, чтобы ты рассказал мне о том, что папа сделал с тобой.

Он прижимает руки к глазам и медленно выдыхает.

– Хорошо, но сначала мне нужно принять душ.

Он молча заходит в ванную и закрывает за собой дверь. Я открываю папку Леобена и тут же закрываю. Я еще не разобралась в документах, которые лежат внутри, но при виде фотографии маленького напуганного Леобена чувствую себя так, словно вторгаюсь в его личную жизнь. Он был всего лишь ребенком. Как и все они. И от этой мысли снова сводит живот.

Зачем папа изучал их?

Вскоре Коул выходит из ванной в чистой одежде, окутанный ванильным ароматом мыла «Картакса». Он берет бутылку воды с кухонного уголка и, усевшись на пол рядом со мной, принимается рассматривать папки, а потом тянется к той, где хранятся его документы. На его лице не проявляется ни одной эмоции. Это та же маска, которую я видела у него раньше, но теперь мне ясно, зачем он ее надевает: так Коул справляется со слишком сильной болью.

– Думаю, это именно те заметки, которые нам нужны, чтобы расшифровать вакцину, – говорю я. – В других коробках всякий хлам. Это единственное, что выделяется.

Коул кивает, рассматривая свою детскую фотографию, а затем принимается листать другие папки и останавливается на документах Цзюнь Бэй.

– Это моя семья, – наконец говорит он. – Вот… это ее.

Он протягивает мне папку с фотографией маленькой девочки, которая с яростью смотрит в камеру и скалит зубы.

Ее грудь перевязана, а на шее виднеются шрамы. Внизу подпись: «Объект номер один, Цзюнь Бэй Мэн».

– Она была самой сильной из нас, – говорит Коул. – Цзюнь Бэй сбежала три года назад. Я даже не знал, удалось ли ей это, пока ты не показала мне результаты поиска. Не знаю, почему она ничего не сказала мне, почему не позвала меня с собой. Мы были вместе. Я думал, что мы любим друг друга. Но, наверное, она посчитала, что я буду балластом.

Он открывает остальные папки и принимается раскладывать их по порядку. Второй объект – блондинка Анна. Третий – Зиана, лысая девушка с бледной кожей, через которую проглядывают вены. Объект номер четыре – Леобен, а пятый – Коул, чье детское лицо преследует меня с тех пор, как я увидела эту фотографию.

– Зиана сбежала во время вспышки, – потирая лицо, говорит Коул. – Анна почти весь прошлый год провела на другой базе, и мы практически не общались. Мы с Леобеном единственные, кто оставался на базе до самого конца. Нам некуда было бежать, иначе мы бы обязательно это сделали.

Я закрываю глаза.

– Папа… – начинаю я, изо всех сил пытаясь говорить спокойно. – Что он с тобой делал?

Коул вздыхает:

– Не уверен, что тебе нужно это знать, Кэт. Есть вещи, которые не стоит говорить вслух, чтобы не напридумывать ужасных теорий.

– Это уже ужасно, Коул. Папа проводил эксперименты на детях. Если ты боишься, что я возненавижу его за это…

– Именно этого я и боюсь.

– Но почему это так важно для тебя?

Он тянется к моей руке и сжимает в своих ладонях.

– Это важно, потому что мы выполняем миссию твоего отца. Мы разбираемся в его заметках, чтобы сделать то, чего не понимаем, при этом подвергая свои жизни опасности. И если ты не веришь в него, то и нет смысла продолжать.

– А ты веришь? После всего, что он с тобой сделал, ты все еще веришь в него?

Коул кивает с серьезным видом.

– Больше, чем кто-либо еще на этой планете.

Я вытаскиваю руку из его ладоней и, прислонившись спиной к нижней койке, провожу ей по волосам.

– Коул, у папы были секреты. Я всегда понимала это, и, думаю, мне даже не хотелось их знать. Но прямо сейчас это просто необходимо. Скорее всего, это и станет ключом к расшифровке вакцины.

Он долго и пристально смотрит мне в глаза, а затем вздыхает.

– Ну, первое, что тебе необходимо знать – мы все родились в «Картаксе». Я никогда не видел своих родителей. Мы росли в лабораториях в окружении медсестер, и это все, что мы видели, пока росли. Думаю, в какой-то степени это облегчало нам жизнь. Нас с самого детства растили как солдат, но мы не знали об остальной части «Картакса» до самой вспышки. В этом и был смысл «Проекта Заратустра »[20].