Хэстеинов. Поднявшись выше городских домов по тропе на склоне горы, Кай видел, как один из тех, кто управлял лодкой, разбивал лед веслом, чтобы проплыть к берегу. Значит, причина прибыть в Хальштатт стоила тех усилий, которые были затрачены. А церковь ничего не скрывала от Одена Хэстеина. Вывод простой и логичный. Но все же полезный.

Каю хотелось бы распутать этот клубок лжи и понять, что на самом деле правда, а что нет. И все же он бы желал знать, каким образом Осколок оказался в его сердце.

«Но, видимо, не в этой жизни», – подумал Кай, наблюдая за тем, как снег накрывает городские крыши, а «распятые» деревья вновь становятся трещинами на их стенах.

С приходом зимы все окончательно переменилось. Словно все происходящее до того, как снег покрыл землю, было какой-то прелюдией. Никогда еще прежде Кай не ощущал себя таким живым, как в это время, никогда прежде его так не восхищали льды, сковавшие верхушки гор, и никогда прежде он не был так близок к смерти. То падение с башни будто стало лишь началом…

Началом времени, когда на него откроют охоту.

С тех пор минуло несколько недель, и зимние альвы пытались убить Кая четыре раза. Этих существ притягивало к нему, они вмешивались в его жизнь. Заставляли его вести себя так осторожно, как никогда прежде.

А Йенни убивала их. Каю особенно запомнился случай, когда он, по ее мнению, ночью едва не выпал из окна. Природные духи словно загипнотизировали его, Кай пришел в себя возле распахнутых ставен – белый кречет кричал над городом, а в открытое окно намело снег. Несколько погибших неведомо от чего духов в ту ночь истаивали на подоконнике, подобно оплывшей свече. К тому времени, когда появилась Йенни – а случилось это меньше чем через минуту, – следы существования природных альвов уже исчезли.

Йенни назвала это прекрасной попыткой и ушла, а вскоре Кай понял, что она уничтожила немало природных духов в округе. Он почувствовал это – снег стал меньше мерцать, перестал порой отливать лиловым и ярко-золотым в его глазах, и зима на некоторое время словно померкла. Все стало иным, а белый кречет все чаще летал над его окнами по ночам и днем.

Из-за этого происшествия Кай понял: смерть природных альвов не проходит для мира бесследно. Был ли он достоин этой жертвы? Кай ответа не дал, но попросил не убивать альвов без веской причины.

– Ты слишком добрый или глупый? – спросила Йенни, листая его блокнот с зарисовками, по листам которого ползали мотыльки. После чего задумчиво признала, что это и правда напоминает одержимость. Только, по ее уверениям, в последнем не было ничего странного.

Кречета столь часто замечали в небе над городом, что жители обеспокоились. По Хальштатту поползло еще больше тревожных слухов, люди шептались и чаще ходили в церковь. Они верили, что эта зима будет суровой и отнимет немало жизней.

И никто даже не догадывался, что под крышей Кая коротает дни, а порой и ночи Снежная Дева. В какой-то из дней она даже по собственной прихоти заморозила окно в его комнате. В то время не было морозов, отчего только его окна покрывали белые узоры. Йенни утверждала, что это для его защиты. И это определенно было ложью – зимних альвов не остановишь тонкой коркой льда. Но Йенни упрямо не желала развеивать магию.

– Разморозь стекла.

– Зачем? – спрашивала она.

– Это слишком заметно.

– Я могу немного повлиять на погоду. Тогда это не будет заметным.

– Ты же утверждала, что давно не занимаешься этим. Отнимает много сил.

– Но я же немного, – фыркнув, пожала плечами Йенни, сжимая в руке старую кисть, рядом стояла палитра из акварели. Она так много времени проводила в его доме, что Кай решил ее чем-нибудь занять. Выбора у него было немного. Вот только он не понимал, насколько это плохая идея.

Минут десять Дева честно и усердно что-то рисовала. Лицо отражало все ее эмоции – Кай воочию видел, как они менялись от воодушевления и интереса до разочарования, раздражения и злости. Не выдержав, Йенни просто швырнула кисть, так что та попала Каю в лоб и упала, расчертив лицо коричневой краской.

Повисла краткая тишина, а после Йенни расхохоталась.

Смеялась она опасно громко – соседи снизу могли услышать. Тогда Кай подскочил к ней, зажав ее рот ладонью. Его кожа прямо на глазах покрывалась льдом. Это было чертовски больно, но он не отнял руку до последнего, будто из упрямства показывая, что не всегда готов подчиняться ее воле.

После этой перепалки Йенни разморозила стекла, пожелав ему наслаждаться вниманием соглядатая за окном. Кай понял, о ком речь. Герда не могла увидеть Йенни, но все же…

В тот же день он нашел ненужный отрез ткани, чтобы занавесить окно. Время Кая истекало, ему необходимо было завершить последнюю картину, а уже после беспокоиться о людях. Он надеялся, что у него будет возможность объясниться. Все же Кай не был глупцом и догадывался, что, пусть Герда не знала деталей, она многое понимала. И обида на него, что вновь росла с каждым днем, была вполне объяснима. Это являлось еще одним поводом поторопиться и быстрее закончить полотна. Но еще имелась причина, из-за которой он желал бы замедлить время. Может быть, даже навсегда остаться в этих долгих зимних ночах…

Йенни нравились их разговоры, пусть Дева и не желала этого признавать. Теперь она часто занимала то кресло, которое заморозила в первый свой визит. Только ныне с каждым разом она лучше контролировала свою силу, не портила мебель и почти не понижала температуру в комнате Кая.

Перекинув ноги через один подлокотник и прислонившись спиной к другому, Йенни нередко запрокидывала голову, рассматривая деревянный потолок. Она могла сидеть в молчании, погруженная в свои мысли, пока Кай работал над последним полотном. Изредка отмирая, Йенни задавала неожиданные вопросы.

– Почему тебе нравится создавать картины? Как ты это понял?

– Я никогда не задумывался об этом… – искренне отозвался Кай. – Но, начав в какой-то момент, понял, что не могу остановиться.

– Почему не можешь? Выкинь кисти и краски. Многого не надо.

– Отчасти. – Кай поднял свободную руку, коснулся пальцем виска. – Только в моей голове они останутся. Я буду тосковать.

Йенни сощурилась, смотря на кисть в руке Кая, что вновь порхала над холстом. Два завершенных полотна стояли у стены комнаты, прикрытые тканью. Они манили ее, и она не единожды представляла, как срывает с них этот никчемный кусок материи. Думала об этом десятки раз, но сдерживалась, помня