на весь опыт людей, в соответственно переработанном виде, того метода, который составляет сущность социальной связи людей в процессе их общего труда – метода их взаимного понимания»[265]. К «качественному» аспекту этого метода, объединяющему различные явления посредством общей модели организации, Богданов добавляет «количественный» аспект энергетики, объясняющий каждое явление с точки зрения «энергии». Он характеризует энергию как «принцип измеримости, соизмеримости и непрерывности происходящих в опыте изменений»[266]. В одном из черновиков писем Базарову с непроставленной датой он так резюмирует свой основной тезис: «во всех своих универсально-монистических концепциях человек (= общество) воспроизводил свои основные социально-практические отношения; отношения между людьми в обществе и отношения общества к природе»[267]. Базаров сомневался, что в 1908 году Богданов выражал те же идеи, которые он высказал пару лет до этого в своем «Эмпириомонизме». Комментируя «Страну идолов» в одном из писем Богданову, Базаров говорит, что «“подстановка” в этой статье имеет несколько иную окраску, нежели в “Эмп[ирио]монизме”, но я приписал эту окраску не популяризации, а эволюции твоих воззрений»[268]. И Базаров рассуждает по поводу этой новой, «иной» окраски.

Владимир Александрович Руднев (настоящая фамилия Базарова) был близким другом Богданова с народнических собраний[269]. Вместе они с энтузиазмом приняли идеи марксизма и включились в революционную деятельность, за которую были сосланы в Калугу в начале ХХ века. Там Базаров работал в земском статистическом органе, но основные свои силы он посвятил переводу разнообразных политических и неполитических трактатов, благодаря чему они стали доступны русскому читателю[270]; в этой работе ему иногда помогал Иван Иванович Скворцов-Степанов. Вместе с Богдановым, Луначарским и другими Базаров в 1904 году стал одним из авторов сборника «Очерки реалистического мировоззрения». Это был первый труд большой группы «критических» марксистов, опубликованный в ответ на известный сборник «Проблемы идеализма»[271].

В «Очерках реалистического мировоззрения» Базаров ясно показал свой интерес к эмпириокритицизму, который был очень популярен в то время в России. Он писал: «Психическое и физическое, “я” и “внешний мир” представляют из себя лишь условные классификаторские термины, общие обозначения различных способов сочетания одного и того же познавательного материала»[272]. Согласно Базарову, научные законы и принципы являются абстракциями на основе опыта. Они замещают постоянно изменяющиеся ощущения единообразными и устойчивыми символами для того, чтобы можно было делать обобщения и анализировать опыт. С такой точки зрения любая физическая теория, любая картина мира или этическая система неизбежно относительна: «Так называемый “прогресс” представляется нам не как постепенное “раскрытие” абсолюта, от века неизменного, а как непрерывное творчество новых форм, из которых каждая одинаково “истинна” для своего времени. <…> в борьбе за данный познавательный материал побеждает тот научный принцип, который с наименьшею тратою силы овладевает этим материалом; титул истины есть трофей, достающийся победителю»[273]. Сборник 1908 года «Очерки по философии марксизма» начинается с эссе Базарова «Мистицизм и реализм нашего времени». С одной стороны, он резко раскритиковал ортодоксальных марксистов, и прежде всего Плеханова, и их скрытый «мистицизм» «вещи в себе». С другой – делая отсылки к Авенариусу и Маху, он набросал общую концепцию «реалистичной»/реалистической картины мира, которая заменит старомодный материализм. Рассуждая обо всех классических темах русского махизма (психофизический параллелизм, «биологическая» концепция знания как адаптации к окружающей среде, конвенциональный взгляд на гипотезы и понятия и коллективный предмет знания) Базаров предложил оригинальную критику знания как чистого описания явления. В заключение он определил основные черты «философии действия», которую он будет развивать в своих более поздних сочинениях: «Не мы познаем, т. е. “отражаем”, “описываем”, “символизируем” и т. п. предметы, данные нам до нашего описания, а предметы “даются”, или, если угодно, “создаются” для нас (т. е. для нашей памяти) только в творческом акте познания. Все данное есть в то же время созданное»[274]. Таким образом Базаров соединил современную эпистемологию с марксистским взглядом на практику. Поэтому неудивительно, что Базаров высказал некоторую озадаченность по поводу того, что он считал реальным изменением в богдановской теории подстановки, от субъективной эвристики к некоей онтологии. Возможно, Базаров посчитал это в каком-то смысле возвратом к «антропоморфизму». Богданов так объяснил свою позицию: «Идея “универсальной подстановки” для меня в том и заключается, чтобы очистить метод подстановки, – который, по-моему, фактически является основным и всеобщим для познания, – от антропоморфизма, как очистилось от него понятие “энергии” в своем развитии из понятия “усилия”»[275]. Базаров в ответ выразил радость по поводу того, «что самый факт эволюции», который, как ему казалось, он увидел в богдановской теории подстановки, «оказался недоразумением»[276].

Организованность реальности

Однако подстановку как возможное основание объективности все еще продолжали обсуждать в группе Богданова. Мария Федоровна Андреева свидетельствует о том, что эта тема была предметом дискуссии на вилле Горького на Капри в начале 1909 года. Она рассказала Богданову, что Вилонов, только что прибывший из России рабочий, «нападал на это слово» [подстановка], в то время как и Горький, и Луначарский (которые спустя несколько лет будут критиковать концепцию Богданова) «его защищали и объясняли»[277].

Сам Богданов вернулся к понятию «подстановка» в своей работе «Философия живого опыта», обширном эссе 1913 года, на которое оказала глубокое влияние его деятельность с рабочими партийных школ на Капри и в Болонье. Пользуясь понятием «всеобщая подстановка», он утверждал, что с его помощью можно манипулировать опытом как на когнитивном, так и на практическом уровнях. Он объяснял свой «социоморфизм» тем, что все когнитивные методы организации опыта в конечном счете зависят от социальных отношений. Кеннет Дженсен, посвятивший книге Богданова монографию, отмечает, что «рассматривая проблему объективности, Богданов имел дело <…> с различными уровнями организации, а не <…> с различными методами организации. Предлагая разобраться с тем, “как группируются элементы опыта”, он предполагал рассмотреть характер продуктов организации, а не сам процесс[278].

В более ранних трудах Богданова по эмпириомонизму был процесс организации; теперь же он обратил свое внимание на факт организации по мере того, как она развивается в мире. Богданов писал: «Такова наша картина мира: непрерывный ряд форм организации элементов, форм, развивающихся в борьбе и взаимодействии, без начала в прошлом, без конца в будущем»[279].

Если объективность оказывается организованной и если считать фундаментальным скорее сам факт организации, а не процесс организации, то совершенно неудивительно, что в конце книги Богданов провозглашает новую всеобщую организационную науку. Основой этой универсальной науки являются формы организации, которые, как замечает Богданов, едины в разных областях. Как писал Дженсен, «прошлый опыт показывает, что существование одних и тех же организационных процессов в самых различных сферах не может быть