То, что Богданов обнаружил подобные формы организации в самых разных областях, заставило его прийти к следующему общему выводу: «количество методов организации в нашем мире ограниченно»[295].

Богданов также вспоминает свой учительский опыт, начиная с преподавания в рабочих кружках еще студентом и включая более позднюю деятельность в Каприйской школе[296]. Стоит процитировать весь отрывок, поскольку он дает нам представление о генезисе тектологии: «…мне не раз, с педагогическими целями, приходилось проводить параллель между разными ступенями организации опыта и организации людей. Параллелизм получался такой, который меня самого удивлял – ибо я считал это только мнемонической аналогией. Другой раз я провел параллель научных методов как способов организации фактов, и методов организации людей. Это был самый удачный по результатам момент моего преподавания: труднейшая классификация ступеней индуктивного метода была сразу усвоена воспитанниками, впервые имевшими дело с методологией. В конце концов я пришел к выводу, что процессы организации каких угодно элементов могут быть уже в настоящем сведены к немногим общим схемам, поддающимся точному выражению.

А это значит: возможна и необходима общая наука об организации, другими словами – общая методология, охватывающая и теорию, и практику»[297]. Чуть далее он добавляет: «…всякая активность в природе имеет тот же характер, и лежит в рамках тех же методов». Это и есть тектология Богданова. В заключение он пишет: «Вот почему я теперь работаю – и думаю в течение целого ряда лет работать – над новой общей наукой об организации (я назвал ее “тектологией”, учением о строительстве). Именно она должна объединить и связать все частные науки, абстрактные и технические, монизмом метода. Все науки должны оказаться подчинены ей, ибо они суть применение методов организации к данным опыта. Обобщения в этом смысле во много раз упростят и облегчают изучение частных наук. В познании, в практике, в искусстве человек будет знать, что он делает, и выработка новых комбинаций может тогда совершаться с планомерной методической последовательностью. Это будет наука; очевидно, чисто эмпирическая»[298].

После того как Богданов обратился к тектологии, всеобщая подстановка как внешний принцип организации больше не могла оставаться основным монистическим принципом его размышлений. Таковым стала системная структура организации, поскольку она находится внутри самой реальности. Очевидно, что идеи Богданова все больше расходились с идеями его друга Базарова, который двигался в сторону философии действия[299]. Их переписка свидетельствует об этом растущем расхождении. Что касается вопроса преемственности (или ее отсутствия) между эмпириомонизмом и тектологией, мы можем заключить, что существует очевидная связь между этими двумя философскими концепциями, так как и в эмпириомонизме, и в тектологии была попытка сформулировать монистическую картину мира на эмпирической основе. Однако Богданов сменил и перспективу, и основание своей работы. Тектология – это, в отличие от эмпириомонизма, с его объяснением «трансцендентальной» – или, по крайней мере, эвристической – организации опыта человеком, не философия, а наука, исследующая объективные организационные структуры мира.

Пер. с англ. О. В. Дворкиной

Г. Д. Гловели

Среднерусский марксизм и системное мышление: организационная наука А. А. Богданова[300]

«Среднерусский» марксизм и его затертый гений

«Когда какое бы то ни было великое учение делают предметом веры, как в данном случае марксизм, тогда перестают его знать и понимать, – и в этом, по-моему, трагическая судьба марксизма»[301]. Так говорил в лицо своим «ортодоксально» коммунистическим критикам Александр Александрович Богданов (Малиновский) после 30 лет своего увлечения «космизацией» марксистского историко-монистического подхода и после 20 лет своего «отлучения» от ангажированного марксизма. Судьба самого Богданова оказалась трагической вдвойне – «подлинный энциклопедист»[302], самый масштабный из мыслителей-марксистов ХХ века, но не примкнувший ни к ангажированному «ортодоксальному», ни к либеральному «критическому» марксизму, он уже при жизни оказался меж двух струй тенденциозной хулы – и из-под хоругви «Вех», и из-под «знамени марксизма». Предисловие-некролог к уже посмертному тому главного труда А. А. Богданова «Тектология» его ближайший друг, выдающийся экономист В. А. Базаров начал с характеристики замысла автора как «революционной по всему своему стилю попытки на новых началах систематизировать весь доступный нам научный опыт, и притом на таких началах, которые должны заложить основы социалистической ориентации познания»[303]. А завершил словами надежды, что будущее, быть может, недалекое, покажет, что из этого глубоко оригинального мира идей станет прочным приобретением «сокровищницы нашего знания»[304]. Но уже вскоре в своей мемориальной (и оставшейся неопубликованной) статье Базаров был вынужден оговориться, что для «оценки научного наследства, завещанного нам А. Богдановым, еще не наступило время»[305]. И это время так и не наступило в стране «пролетарской революции» и «победившего социализма», где Богданов был первым, против кого было персонально направлено партийно-«философское» коллективное обвинение[306]. А дальше именно Богданов оказался подходящим «козлом отпущения» при проведении иезуитской тактики подрыва революционной легитимации, ибо если ленинскую «партийность» в философии и литературе гласно отрицать было нельзя, то отвергать и извращать богдановскую «пролетарскую культуру» очень даже можно. В стране же, «победившей социализм», нашлись и желающие просто поменять минус на плюс в богдановском «антимарксизме», хотя гораздо больше, конечно, желающих вычеркнуть из истории «революционаризм вообще».

Поэтому уже по противоположной причине стал замалчиваться революционный выбор, определивший жизненный и творческий путь разночинца Александра Малиновского, второго из многочисленных детей народного учителя с западной окраины Российской империи, пансионера и золотого медалиста классической тульской гимназии – первого ученика, которого, однако, «злостно-тупое начальство» приучило «ненавидеть властвующих и отрицать авторитеты»[307]. Хотя не он, а его друг-одноклассник, сын дворянина и земского врача (лечившего Льва Толстого) Владимир Руднев взял позднее в качестве псевдонима хрестоматийную фамилию «Базаров», знаменитый афоризм этого литературного героя может считаться отправным пунктом мировоззрения именно Богданова: «Природа не храм, а мастерская; человек в ней работник»[308]. Революционная молодость Богданова, вместившая и подпольный рабочий кружок-университет, и экспедицию в качестве «топографа» по холодному Коми-Зырянскому краю совместно с тогдашним ссыльным социал-демократом (а позднее знаменитым полярным исследователем) В. А. Русановым[309], и интерес к гипотетической инопланетной цивилизации, внесла в указанное кредо решающее уточнение. Работники в природе-мастерской, идущие к мировоззрению «завоевателей вселенной»[310], формируются в новый тип человека в крупном машинном производстве, рождающем тенденцию к преодолению двух исторических форм «дробления человека» – цеховой специализации и разделения на организаторов и исполнителей[311]. И с этим новым типом связано будущее русской нации, раскинувшейся «на огромном пространстве, среди суровой природы» и доказавшей свою энергию и способность