— Ха, — хмыкнул я. – Зачем?

— Затем, что я ее хочу.

— Мне очень жаль. В нынешнем году это самый популярный рождественский подарок, — буркнул я. – Может, вам удастся найти у спекулянтов на автостоянке, или еще где.

Она чуть наклонила голову; воздух вокруг ее пальцев продолжал дрожать, словно над раскаленным асфальтом.

— Вы отказываетесь отдать ее?

— Да, детка, — кивнул я. – Отказываюсь. Не получить тебе ее, о сука. Короче, нет.

Глаза ее злобно сузились, и… ну, произошло нечто, чего я никогда еще не видел. В лавке сделалось темнее. Я имею в виду, не свет погас, нет. Я имею в виду, потемнело все. Воздух заполнился почти неслышной вибрацией, от которой заныли глазные яблоки, и из всех углов, словно на замедленном воспроизведении фильма о том, как растет плесень, полезли тени. Они приближались, заполняя собой помещение лавки, и с ними наползал на меня этот гнусный, липкий холод. Стоило тени коснуться розетки, от которой тянулись провода к паре настольных ламп, и те сами собой померкли, а потом погасли совсем. Они накрыли собой радио, и голос Ареты Фрэнклин понизился до шепота и оборвался. Тени доползли до кассового аппарата, и диоды на его панели погасли, они прошлись по старому вентилятору под потолком, и его лопасти перестали вращаться. Тени подобрались к Боку, и он побелел как полотно и задрожал. Рука его еще сильнее вцепилась в край прилавка, словно он из последних сил пытался не упасть.

Единственным, чего не коснулась чернота, оставался я. Тени остановились, не доползая до меня и предметов, которые я держал в руках, дюймов шести. Адский огонь, горевший в рунах моего посоха, светился во мраке еще ярче, и искры, продолжавшие сыпаться с моего поврежденного браслета, казалось, прожигали в черных пятнах маленькие круги, хотя тьма заполняла их, стоило тем прогореть.

Такой энергии я не ощущал еще ни разу в жизни. Обычно, когда кто-то, способный наворотить своей энергией больших дел, собирает ее вокруг себя, она ведет себя активно, злобно рвется наружу. Я видел чародеев, воздух вокруг которых был настолько пропитан электричеством, что их волосы стояли дыбом; видел чародеев, сгущавших вокруг себя свет почти до состояния твердого камня; чародеев, от магии которых содрогалась земля, чародеев, окружавших себя темным, всесжигающим огнем.

Эта магия отличалась от них всех. Какой бы ни была энергия, которой пользовалась Алисия, она не заполняла собой помещения. От нее распространялась абсолютная неподвижность – не покой; в покое есть что-то мирное такое, приемлемое. Эта неподвижность представляла собой какую-то жуткую, голодную пустоту, нечто, черпающее силы из небытия. Она складывалась из пустоты от утраты любимого человека, из тишины в промежутках между ударами сердца, из неизбежной пустоты, ожидающей каждую прогоревшую и остывшую звезду. Эта энергия в корне отличалась от всех горящих жизненных сил, из которых складывается известная мне магия – и она была сильна. Бог мой, еще как сильна!

Меня начало трясти: я как-то вдруг сообразил, что мне нечего противопоставить этой силе.

— Мне не нравится ваш ответ, — с улыбкой произнесла Алисия. Нехорошая у нее вышла улыбка: медленная, зловещая. На щеке ее обозначилась ямочка. Блин-тарарам, ну и гадкая же ямочка!

Во рту у меня пересохло, но голос мой, когда я заговорил, звучал ровно и уверенно.

— Жалость какая! Однако, если вас так огорчает то, что вам не хватило экземпляра, я предложил бы вам искать ее вместе с Коулом.

Мгновение она смотрела на меня лишенным всякого выражения взглядом.

— Вы с Коулом? – спросила она наконец.

— Нет, — заверил я ее. – Честно говоря, мне пришлось опрокинуть на него машину, когда он пытался отобрать книгу у меня.

— Лжец, — произнесла она. – Если бы вы и правда сразились с Коулом, вы были бы уже покойником.

— Тем не менее, — скучающим тоном ответил я, — я говорю вам в точности то же, что сказал уже ему. Это моя книга. Вы ее не получите.

Она задумчиво прикусила губу.

— Погодите-ка. Вы были тогда в морге. В вестибюле.

— Теперь он называется институтом патологоанатомии.

Взгляд ее вспыхнул.

— Вы нашли это. Вам удалось то, что не получилось у Гривейна, не так ли?

Я скривил краешек рта и не ответил.

Алисия сделала глубокий вдох.

— Возможно, мы могли бы договориться.

— Забавно, — буркнул я. – Гривейн тоже говорил мне это.

Алисия нетерпеливо шагнула в мою сторону.

— И вы ему отказали?

— Мне не понравилась его шляпа.

— Для столь юного возраста вы отличаетесь изрядной мудростью, — кивнула она. – В конце концов, он не более чем пес, скорбящий по своему павшему хозяину. Он обернулся бы против вас, не прошло бы и пяти минут. В противоположность этому благосклонность Капиоркорпуса вечна и незыблема.

Капиоркорпус… В приблизительном переводе с латыни это означает «собиратель трупов». Или тел. Я вдруг немного лучше представил себе то, почему Ли Хань обращался к Алисии как к «господину».

— Допустим, я жажду такой чести, — сказал я. – Какую цену мне придется заплатить?

— Отдайте мне книгу, — произнесла она. – Отдайте мне «Слово». Будьте рядом со мной при Темносиянии. В обмен за это я дарую вам независимость и свободу выбора, когда наступит новый порядок.

Мне не хотелось, чтобы она поняла, что я ни черта не понимаю из того, о чем она говорит, поэтому я задумчиво кивнул.

— Соблазнительное предложение.

— Еще бы, — сказала она. Она вздернула подбородок, и глаза ее блеснули еще ярче. – Новый порядок многое изменит в этом мире. Вы получите возможность помочь изменить его по своему вкусу.

— А если я откажу вам? – поинтересовался я.

Она посмотрела на меня в упор.

— Вы молоды, Гарри Дрезден. Это просто трагедия, когда человек с вашими способностями умирает до срока.

Я отвел взгляд. Стоит чародею заглянуть кому-нибудь в глаза хоть на секунду дольше, чем надо, и он заглядывает этому человеку в самую душу, а это не из самых приятных ощущений. Я бы заглянул в душу Алисии, а она – в мою. И почему-то мне очень не хотелось видеть того, что происходит за этой улыбкой с ямочкой на щеке. Чего-чего, а представление об этом я получил по ее повадкам, и это отличалось от чрезмерного самомнения или фанатичной упертости.

Это было чистое безумие. Кем бы ни оказалась Алисия на деле, она совершенно съехала с катушек.

Во рту пересохло еще сильнее. Гораздо сильнее. Мои ноги дрожали, а остальная часть тела очень хотела приказать им уносить меня отсюда.

— Мне нужно обдумать это предложение.

— Всегда пожалуйста, — сладким голосом ответила Алисия. Лицо ее вдруг приобрело очень неприятное выражение, и голос окреп. – Думайте на здоровье. Но только стоит вам сделать один шаг с того места, где вы стоите, и этот шаг станет для вас последним.