«Одно только несомненно, – рассуждал в 1914 г. Кропоткин. – Если восторжествует Германия, то война не только не будет освободительной: она принесет Европе новое и еще более суровое порабощение. Правители Германии этого не скрывают. Они сами заявили, что начали войну с целями завоевательными». В данном случае, проявилось и воспроизведение Кропоткиным логики национально-освободительных движений. Воюющие между собой государства Петр Алексеевич также начал подразделять на угнетателей и борющихся за свободу. Так, в одной из бесед во время Первой балканской войны он утверждал, «будто бы победы славян над Турцией и исчезновение Турции, как государства, должны приветствоваться как победа безгосударственности: мол, исчезло одно государство с лица земли». Как правило, оборонцы признавали пользу национально-освободительных движений с точки зрения их «радикализации и перевода на социально-революционные рельсы».

Однако едва ли верно связывать оборончество лишь с личными симпатиями и влиянием теоретиков. Решающее значение имело объективное состояние рабочего движения. Перед войной наметился упадок революционно-синдикалистских профсоюзов Франции, с которыми в то время большинство российских анархистов связывало надежды на революционный переворот в Европе. Стабилизация уровня жизни, рост заработков, вызванные развитием промышленности, снизили радикализм как тактики, так и требований забастовщиков. Возросла тяга руководителей ВКТ к решению конфликтов путем переговоров, усилилось влияние ее реформистского крыла. В странах, вступивших в Первую мировую войну, массы захлестнула волна патриотических настроений. «Волна прошла и унесла нас», – писал анархист П. Монатт. «Мы были полностью растерянными, потерявшими голову, – признавался лидер интернационалистской оппозиции в ВКТ А. Мерргейм. – Почему? Потому что в тот момент рабочий класс Парижа, движимый сильнейшим приступом национализма, не оставил бы агентам полиции заботу нас расстрелять. Он нас расстрелял бы сам». В результате ВКТ отказалась провозгласить стачку в ответ на начало войны, призвав рабочих «защищать нацию». Патриотический подъем, сопровождавшийся массовыми демонстрациями и антинемецкими погромами, наблюдался и в России. Как вспоминал журналист-большевик А.Т. Радзишевский: «19 июля по старому стилю началась война, которая разбила все революционное настроение и ослабила его в огромной степени. Десятки тысяч рабочих и сотни тысяч горожан, которые раньше сочувствовали движению, были совершенно выбиты из колеи и покорно шли на призывные пункты». В 1914 г. забастовки в России в большинстве своем не носили антивоенного характера и были связаны с экономическими требованиями.

Тем не менее позиция Кропоткина не получила поддержки большинства анархистов ни в эмиграции, ни в России. У оборонцев не было даже своего печатного органа на русском языке. Неприятие позиции Кропоткина во многом объяснялось важной для анархистов традицией противостояния государству и милитаризму. Отказ от нее означал отречение от анархизма. Кроме того, оборончество предполагало хотя бы временное сотрудничество с правительством Николая II, использовавшим идеи оборонцев. А это, само по себе, было неприемлемо для анархистов.

В то же время часть оборонцев поступила на службу в русскую армию или же – в армии стран Антанты. Так, К.В. Акашев, окончивший незадолго до начала Первой мировой войны Школу аэронавтики в Милане, поступил в Военно-воздушные силы Франции. После окончания авиаучилища он служил летчиком, участвуя в воздушных боях. В 1915 г. Акашев был командирован в Русскую армию, но в марте 1915 г. его арестовали на шведской границе, в городе Торнео. Просидев около 3 месяцев в тюрьмах в Улеаборге, Выборге и в Доме предварительного заключения в Петербурге, Акашев был освобожден без права службы в армии. Свои навыки он применяет, устроившись на авиазаводы Петербурга, как инженер и летчик. Верхоустинский, в своих стихах и рассказах выступавший с патриотических позиций, в 1916 г. был мобилизован и служил в саперных частях. Вскоре, в результате отравления газом, он стал инвалидом и вернулся в Петроград. Из-за острой нехватки врачей в армию был принят и А.М. Атабекян, занявший пост начальника госпиталя на Кавказском фронте. На этой работе много сил он отдал организации помощи мирному населению, в том числе беженцам, жертвам геноцида армянского народа в Турции. Впрочем, оборонческая позиция Атабекяна не является доказанным фактом.

В настоящее время отсутствуют исследования, в которых был бы представлен взгляд на предпосылки и перспективы развития Первой мировой войны, выраженный в работах публицистов антивоенного крыла анархистского движения. Между тем в рядах антимилитаристов, антипатриотов оказались авторы, считавшиеся в первой четверти XX в. организаторами и лидерами анархистского движения России. Прежде всего, это А.М. Аникст, В.М. Волин, А.Ю. Ге, Г.И. Гогелиа, И.С. Гроссман, А.А. Карелин, Н.И. Музиль, Л.И. Фишелев.

Мнение интернационалистов было выражено в «Манифесте о войне», подписанном 37 анархистами (в том числе – представителями российского анархизма И.С. Гроссманом, А.М. Шапиро и В.А. Шатовым). Его авторы охарактеризовали Первую мировую войну как империалистическую, отметив, что оба воюющих лагеря преследуют захватнические цели. Ответственность за ее развязывание возлагалась на капиталистов, помещиков и бюрократию. Единственный способ прекратить военные действия они видели в вооруженном восстании, перерастающем в мировую социальную революцию, устраняющую первопричины международных конфликтов – государство и капиталистические отношения.

Эту позицию разделяли и представители антивоенного крыла российского анархизма. Милитаризм и войны за передел мира они рассматривали как неотъемлемую часть политики существующих государств. Ликвидация государства и капитализма рассматривалась как единственный способ остановить войны. С этой точки зрения утверждалось, что события мировой войны подтвердили правоту анархистов, стремившихся ликвидировать государственность: «Свирепствующая сейчас международная бойня с наглядностью подтвердила правильность анархической концепции, всегда утверждавшей, что зло вовсе не в форме Государства, а в факте его существования, как необходимого оплота буржуазного правопорядка».

Анархистские группы и периодические издания не раз высказывались в этом духе. Так, редакция газеты «Рабочее знамя» призывала ориентироваться на «насильственное прекращение войны коллективной волей трудящихся классов», вести пропаганду анархического коммунизма, создавать Интернационал рабочих организаций «на основах антигосударственности, антипатриотизма и антимилитаризма». Всеобщая стачка признавалась в редакционных статьях «Голоса труда» действенным средством борьбы против войны и милитаризма, а поражение российской армии считалось, по аналогии с событиями 1905 г., фактором развития революции.

С этой точки зрения не проводилось различий между противоборствующими военно-политическими блоками. Анархисты-интернационалисты отрицали возможность признать агрессором одно из империалистических государств, оправдывая политику других. «Виновники налицо: Государство и Капитал, и пока эти два преступника будут жить и здравствовать, пока они не будут стерты с лица земли, будут войны, эксплуатация, угнетение, грабежи и хищническое терзание народов на клочки», – утверждал Гогелиа. Даже имевшие место высказывания о приоритетной вине отдельных стран за развязывание Первой мировой войны делались в контексте общей интернационалистской позиции. Так, А. Ге, утверждая, что «австрийский ультиматум Сербии был редактирован не Веной, а Берлином», писал: «Действительно, наиболее заинтересованной в исходе войны страной – и не только в ее исходе, а и в ее поспешном начале именно в настоящий момент, – является Германия. Ее стремления сводятся к двум пунктам: 1) к приобретению колоний и 2) к ослаблению морского могущества Англии и достижению собственного морского преобладания». Он отмечал, что стремление правящих кругов Германии к скорейшему развязыванию войны было связано с желанием использовать установившееся выгодное соотношение военно-морских сил, поскольку наращивание военного флота, перевооружение армий Англии, России и Франции стремительно уменьшали ее шансы на победу в будущем. При этом Ге не отрицал завоевательных целей всех воюющих государств, как и их подготовку к нападению на вероятного противника. Он указывал лишь на неодинаковую степень их заинтересованности в развязывании вооруженной конфронтации в данный момент: «Германия виновата отнюдь не больше остальных шакалов бюрократической или демократической окраски».