Авторы «Голоса труда» отрицали необходимость отдельной от синдикатов политической организации анархистов. Так, Волин полагал, что в случае сохранения чисто анархистской «партии» вне профсоюза, анархизм останется учением «чисто идейных кружков и групп», занимающихся пропагандой идеала. Для того чтобы создать широкую социальную базу, анархисты должны сделать своей единственной организацией профсоюзы, отказавшись от такой организационной формы, как группа и федерация: «наши организации – массовые революционные союзы рабочих и крестьян, построенные на основе их экономические интересов». В этом и заключалось новаторство идей Волина и Фишелева по отношению к предшествующей анархо-синдикалистской теоретической традиции в России.

В отношении «беспартийности» синдикатов позиция некоторых анархо-синдикалистов отличалась от точки зрения Волина и Фишелева. Так А. Аникст писал о том, что успешная анархистская социальная революция возможна лишь в том случае, если революционно-синдикалистские организации будут «проводить анархические принципы классовой борьбы», а большинство их членов примет идеи анархо-коммунизма. Термину «анархо-синдикализм» Аникст дал определение как «рабочий анархо-коммунизм». Это означало, что профсоюзы должны были официально признать в качестве цели своей борьбы анархо-коммунистический строй, а ее средством – выступления рабочих на основе борьбы за собственные социально-экономические интересы. Аникст, хотя и признавал необходимость вступления всех анархистов в революционно-синдикалистские профсоюзы, но допускал возможность их раскола в случае невозможности перехода на анархо-синдикалистские позиции.

В 1915–1916 гг. Фишелев сформулировал, в завершенном варианте, свою концепцию переходного этапа на пути к анархическому коммунизму. Необходимость данного этапа он связывал с недостаточно широким распространением анархистских идей среди рабочих и крестьянства. «Осуществлению коммунистического анархизма, – полагал Фишелев, – должен предшествовать период федералистическо-синдикалистской реорганизации общества». Его началом станут одновременный захват предприятий федерацией синдикатов и «коммуналистический переворот» (городские восстания наподобие Парижской коммуны). Руководство экономикой в странах, охваченных революцией, перейдет в руки «федерации профессиональных союзов», осуществляющих «диктатуру пролетариата». «Государственный элемент» сохранится, но государство, лишенное «главной исторической функции – защиты капиталистической и крупно-землевладельческой собственности», сохранит лишь задачу «политического объединения граждан». Оно будет существовать в форме «самого широкого политического федерализма» – «европейской федерации вольных городов и вольных общин, которая, – хотя еще далеко не является отрицанием принципов государства и политической формы общежития, – во всяком случае стремится к разрушению современных централистических государственных форм».

Дальнейшие преобразования, связанные с переходом «к полному проведению коммунистических принципов в экономических отношениях», должны были привести к вытеснению государственных элементов. Прогнозируя приближение революции в России, Фишелев указывал, что в условиях отсутствия массовых профсоюзов, как и в 1905 г., центром организации сил пролетариата станут Советы рабочих депутатов, организованные в революционно-синдикалистском духе. Взяв в свои руки как организацию производства и потребления, так и политическую власть, Советы начнут перестройку общества на анархо-коммунистических началах.

Предполагалось, что организующей силой международной анархистской социальной революции станет новый, «революционный Рабочий Интернационал», основанный на анархо-коммунистической программе и тактических принципах синдикализма, синтезе антикапиталистических и анархистских идей. Вместе с тем публицисты антивоенного крыла анархистов проявляли интерес к культурно-политическим факторам революции. Так, И. Гроссман полагал, что события Первой мировой войны поставили задачей более подробное изучение психологии масс, без которого в будущем невозможно будет успешно решить вопрос о средствах и методах социально-политической борьбы.

Герои нашей книги не исключали вариант исхода войны, связанный с победой одной из воюющих коалиций. Так, Ге в полемике с одним из анархистов-оборонцев предрекал в случае победы одной из сторон всплеск милитаризма и торжество реваншистско-шовинистических идей, ведущие к новым войнам: «сейчас уже с достаточной ясностью определилось, что если эта война окончится по воле ведущих ее государств, то не умрет ни идея реванша, ни хищническая империалистская политика, ни милитаризм. Наоборот, все эти прелести расцветут в еще большей мере, – в такой, какая никому из нас никогда и не снилась». Расцвет реваншистских настроений, на почве которых в потерпевшей поражение Германии пришли к власти нацисты, подтвердил справедливость этих выводов.

Среди идеологов антивоенного крыла анархистов получили распространение идеи космополитизма, предполагавшие постепенное превращение человечества в единый культурный организм при отмирании национальных различий. Основным препятствием этому процессу считалось существование государства и капиталистических отношений. Наиболее последовательно обоснование этих идей представил А. Ге. Патриотизм рассматривался как разновидность националистической идеологии, содержанием которой является «преимущественная любовь к своему Государству, как к высшей социальной и материальной ценности, в сохранении которой заинтересованы одинаково все граждане». Этому мировоззрению противопоставлялась идеология «рабочего интернационализма», содержанием которой являлись идеи о непримиримости интересов рабочих и буржуазии и космополитическое «солидарное стремление к уничтожению всех без исключения отечеств». По мнению Ге, патриотическая позиция социалистов являлась логическим следствием признания ими права наций на самоопределение. Более того, касаясь вопроса о взгляде социал-демократов на целостность государственных границ, защиту независимости национальных государств, он определял их позицию как националистическую: «Но как только речь заходит о внешней политике, о вопросах общегосударственного значения, об общенациональных ценностях, о спасении своей национальной культуры и своего национального производства, – социал-демократия совершенно сливается с буржуазным государством, становится националистичной». В идеологии национальных движений Ге видел потенциально шовинистические элементы: «Они никогда не стремятся к коренному перевороту социальных отношений, никогда не ставят себе антикапиталистических, антигосударственных целей; наоборот, они стоят на капиталистической и государственной точке зрения. […] Всякое национальное движение заключает в себе потенциальные элементы для того, чтобы со временем стать националистическим».

Он полагал, что сама основа существования этнических культур исчезает, уступая место процессам «интернационализации всех культурных ценностей и культурной ассимиляции всех цивилизованных народов». На основе «постоянного взаимодействия […] первоначально различных национальных культур, из общения между собой различных народов, переносивших друг другу свои обычаи, свою религию и литературу, свои знания и технику», проходит процесс формирования единой общемировой культурной общности, который можно считать «в основных чертах почти завершенным». Большое внимание при анализе процессов «интернационализации» Ге уделял развитию средств связи и путей сообщения (железных дорог, трансокеанских плаваний, почтово-телеграфных линий). Основной фактор, препятствующий широкому культурному синтезу как средству преодоления националистических настроений в обществе, он видел в неравномерном доступе различных слоев населения к достижениям современной культуры, используемым правящими кругами в интересах укрепления капиталистического строя. В качестве альтернативы Ге предлагал противопоставить национализму «эгалитарную культуру», цель которой – «освобождение всех культурных ценностей от цепей капитализма, обобществление и культурный расцвет всех народов в условиях свободного коммунистического общежития».