По мнению Конфуция, добродетель (а она определяет счастье) имеет двоякую природу. С одной стороны, она зависит от божественной «воли Неба». Знание «воли Неба» он рассматривал как необходимое условие для благородного человека: «не зная воли Неба, нельзя стать благородным». О себе Конфуций говорил, что он «в пятьдесят лет познал волю Неба», и похвалялся тем, что «Небо породило в нем добродетель».

С другой стороны, Конфуций одновременно подчеркивал значение деятельности человека. Выступая против слепого преклонения перед духами и душами умерших, Конфуций призывал «держаться от них подальше» и больше думать о живых людях: Не научившись служить людям, можно ли служить духам?[21]

Более того, конфуцианцы допускали возможность познания и изменения человеком своей собственной природы как возможность познания «неба» и влияния на него: знающий свою природу знает небо; способный исчерпывающе раскрыть свою природу… может войти в триединство с небом и землей[22].

Важным принципом конфуцианства было учение о «золотой середине» в поведении людей между несдержанностью и осторожностью. Конфуций говорил: Золотая середина, как добродетельный принцип, является наивысшим принципом, но народ уже давно не обладает им[23].

Важнейшей категорией для него была мера – граница, переход через которую чреват всевозможными негативными последствиями. Только имеющий чувство меры, идущий «путем золотой середины» достигнет счастья.

Согласно конфуцианским представлениям, семь чувств – эмоций, присутствующих в человеческом сердце: веселье, гнев, печаль, страх, любовь, ненависть и вожделение хороши в меру. Порочными, как считает Ван Янмин, чувства – эмоции делаются, становясь страстями (юй), то есть благодаря нарушениям меры, которые суть следствия эгоистических помыслов и стремлений, обнаруживающихся в виде «любви к славе, выгоде, вещам» и являющихся атрибутами ненастоящего, «эгоистического я». Главный из этих пороков – гордыня, преступлениям которой не счесть числа[24].

Одним из стержневых вопросов этики является проблема добра и зла. Эти чувства неизбежны в каждом из нас, и мы поочередно преисполнены то одним, то другим – кто-то больше, кто-то меньше. Встретившись с добром или злом, каждый из нас реагирует на них по-своему. Ответ добром на добро вполне естествен, не требует особых нравственных усилий и потому обратим свое внимание на противоположную ситуацию, когда мы сталкиваемся со злом. Как поступать в этом случае?

Голос рационального мышления подсказывает нам вернуть обратно то, что дали нам – зло, то есть как-то отомстить. Это принцип мы наблюдали в Ветхом Завете («око за око и зуб за зуб»). И вообще, такая позиция характерна для ранних ступеней нравственного развития человечества в целом и человека в отдельности. В этике Конфуция мы еще слышим отголоски этого принципа. Когда кто-то спросил Конфуция: Правильно ли отвечать добром на зло? – он ответил: Как можно отвечать добром? На зло отвечают справедливостью. На добро отвечают добром[25].

Окончательное преодоление первобытной морали мести мы найдем немного позднее, в нравственных беседах Сократа. Как и позднее Сократ, Конфуций неразрывно связывал два понятия – «добродетель» и «знание». Он говорил: Когда определится взгляд на вещи, то будет приобретено знание; когда приобретено знание, то воля будет стремиться к правде; когда стремление воли удовлетворено, то сердце сделается добрым; когда сердце сделается добрым, то будет приобретен нравственный взгляд на вещи, ведущий к добродетели[26].

В то же время, в отличие от Сократа, Конфуций не ставил между этими понятиями знака равенства и говорил: Знающему далеко до любящего, любящему далеко до радостного[27].

Как и Лао-цзы, Конфуций говорил о том, что наши мысли непременно сказываются на делах и поэтому первым шагом нравственного воспитания должно стать обретение добродетельных мыслей – то, что он назвал «душевной чистотой»: Если у тебя нет дурных мыслей, не будет и дурных поступков… Чтобы достигнуть нравственного совершенства, нужно прежде всего заботиться о душевной чистоте. А душевная чистота достигается в том случае, когда сердце ищет правды и воля стремится к святости. Но все это зависит от истинного знания… Когда ясно, в чем заключается истинная нравственность, то и все остальное будет ясно[28].

Идущему по пути нравственного совершенствования Конфуций рекомендовал постоянно ориентироваться на тех, кто продвинулся по этому пути дальше и друзей подбирать по этому же принципу: Не имей друзей, которые уступали бы тебе в моральном отношении[29].

В этом смысле интересно высказывание Конфуция говорил о трех путях, ведущих к нравственному совершенству: Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный, – размышление, второй, самый легкий, – подражание, третий, самый горький – опыт[30].

Подводя итог глубокомысленной конфуцианской этике, отметим, что высоту нравственности человека Учитель Кун напрямую связывал со счастьем: Быть высоконравственным и значит быть свободным душой. Постоянно гневающийся на кого-нибудь, беспрестанно боящийся чего-нибудь и всецело предающийся страстям не могут быть свободны душой. Кто не может сосредоточиться в себе или увлекается чем-нибудь, тот, видя, не увидит, слыша, не услышит, вкушая, не различит вкуса[31].

Высшее наслаждение – быть свободным душой и испытывать чувство удовлетворения от совершенства своих поступков. Путь к этому открывает этика – искусство преодоления страхов и страстей: Если, взглянув на свои поступки, видишь, что стыдиться нечего, то отчего же еще можно печалиться и испытывать страх?[32]

Слова Конфуция, взятые эпиграфом к данному параграфу, были позднее названы «золотым правилом нравственности». Человека, живущим под этим девизом, он считал счастливым. Жить нужно, – в согласии с самим собой, другими людьми и с самим мирозданием, – учил Конфуций[33].

Спустя двести лет после Конфуция, во второй половине IV в. до н. э. его учение продолжил Мен-цзы. В полном соответствии с конфуцианской традицией он считал Небо образцом нравственного совершенства и тотальной нормой человеческих поступков.

В этической системе Мен-цзы просматриваются четыре категории: жень – общий нравственный закон, понимаемый как гуманность и человеколюбие. Вторая категория – и – чувство долга, справедливости. Третья – ли – исполнение норм и форм поведения. Четвертая – чжи – познание, подразумевающее знание этических добродетелей. Все перечисленные добродетели «не извне вливаются в нас, а прирождены нам, но только мы не думаем о них» (Антология мировой философии. – М., 1969. Т. 1. С. 209). Человек добр от рождения, однако доброта дана ему лишь в зародыше и требует развития. Способны же к развитию добрых начал только благородные мужи. Простолюдин от природы не способен к развитию благородных качеств, потому и прозябает в невежестве.

Каждая из четырех нравственных категорий, по мнению Менцзы, гармонизирует не только внутренний мир человека, но и его отношения с людьми. «Например, гуманность выражается в отношениях между правителем и подданными, чувство исполнения соответствующих норм и