— Нельзя приближаться к ней, — резко осадил меня он, — ни один смертный или бессмертный не может к ней подойти. Сила, которую излучает башня, охватывает определенный радиус. Любой шагнувший в его пределы смертный погибнет.

— Это башня так себя защищает, что ли? — не поняла я.

— Не совсем, — Вадим покачал головой, — ты же знаешь, что внутренняя сила есть у каждого человека. У разных людей она, естественно, на разном уровне развития. И сама понимаешь, насколько мощь Создателя превосходит всех остальных. Сила людей совершенно другой природы, она просто вступит с диссонанс и человек погибнет. Просто потому, что он не рассчитан на такой объем ментальной энергии, пусть даже и не враждебной. Или допустим, в круг действия башни вступит маг. По идее его сила, хоть и отдаленно, но родственна силе Создателей. Она имеет свойство накапливаться. Но ни один из магов не сможет взять под контроль обрушившуюся на него мощь. Это как пытаться вместить в наперсток воду всего океана. Если можно так выразиться, он просто внутренне треснет. Сложно объяснить, — Вадим озадаченно почесал затылок. — Пока еще Иввленею не спрятали, многие маги приходили к башне, чтобы отчерпнуть силы, но их губила собственная жадность. Чем ближе к башне, тем больше силы они впитывали с каждым шагом. Не зная меры, подходили все ближе, и в результате погибали. Только единицы мудрецов не заходили далеко и покидали круг, увеличив свою силу в несколько раз, но при этом оставшись в живых.

— А ты человек или маг? — спохватилась я.

— Пятьдесят на пятьдесят. Паладины теперь все половинчатые, — Вадим улыбнулся.

— Как все? — усомнилась я.

— Ну так. Андрей ведь тоже наполовину маг, ты разве не знала? — он смотрел на меня с легким удивлением.

Я замотала головой.

— Странно, я думал, ты в курсе.

А, ну да, Андрей ведь сам мне об этом когда-то говорил. Только у меня все из головы вылетело. Я почувствовала резкий укол совести. А ведь по сути, что я знала об Андрее? По крайней мере, я не имела ни малейшего понятия, как он стал Паладином, как у него появился Клинок Истины… Попыталась оправдать себя тем, что просто этот период не помню, но каким-то внутренним чувством понимала, что, скорее всего, я этим не удосужилась поинтересоваться. И это притом, что одно время я была уверена, что люблю его. Стало до жути за себя и собственную черствость стыдно.

— Я… мы с Андреем… — я запнулась.

— Ты ему все не можешь простить Лариску? — Вадим внимательно на меня смотрел.

Я засунула руки в карманы джинсов, уставилась на носки своих ботинок и пару секунд качалась на месте, собираясь духом.

— Знаешь, Вадим, сложно все это. Я, конечно, понимаю, что весь этот маскарад был необходим. Разумом понимаю, но сердцем понять не могу, — я несколько секунд молчала. — Мне тут Рита одну мудрую вещь сказала. Я сначала восприняла это со смехом, а теперь понимаю, насколько она все-таки права. Пусть это и очень эгоистично… — я осеклась, запоздало сообразив, что явно не стоило эту тему поднимать.

— Что она сказала? — не отставал Вадим.

— Тебе это не понравится, — честно ответила я.

— Карин, договаривай, раз начала, — он нахмурился.

Пришлось, начать издалека:

— Ты только пообещай, пожалуйста, что это останется исключительно между нами. Понимаешь, у Риты на этот счет вообще все сложно. У нее ведь отец погиб, когда она была совсем маленькая. И ее мама так с тех пор и одна. Рита мне как-то сказала, что ни за что не хочет для себя такой участи. Любить того, кто уже никогда не будет рядом, остаться до конца жизни в горе и одиночестве.

Вадим не перебивал, слушал очень внимательно. Вздохнув, я продолжила:

— Смысл в том, что не всякая девушка готова любить героя. Легче уходить спасать мир, чем оставаться и ждать. Ждать и глотать слезы, не зная, вернется ли он. О хорошем ведь не думаешь. А постоянно крутящиеся в голове картины смерти любимого — от такого и с ума сойти не долго. Я не говорю, что вам легко. Но вы ведь готовы пожертвовать собственной жизнью на благо мира. А то, каково придется тем, кто вас любит… что тут поделаешь… — я снова вздохнула. — Тут нет правых и виноватых. У каждого своя правда. Но суть в том, что легче любить того, кто будет рядом. Пусть это будет и не великая любовь, о которой слагают легенды. А вполне обычная, пусть даже банальная. За все ведь нужно платить. За великую любовь великими страданиями. За минуту счастья отдать годы мучения и тоски. Не все на это готовы, понимаешь.

— Да понятно все, — странным бесцветным голосом ответил Вадим, — ты все правильно говоришь, — смотрел прямо перед собой в пустоту ничего не выражающим взглядом, — я бы не сказал, что я — герой, или что ребята — герои. Не помню, кто и когда точно подметил о нашем якобы геройстве: Паладин Равновесия поступает так просто потому, что не знает, как бы в такой ситуации поступил простой смертный. И если уж быть до конца честным, в глубине души мы все понимаем, что не имеем права никого любить. Любовь создает привязанность. Любовь делает уязвимым. А это для нас недопустимо. Редко кто из Паладинов создавал семью, в основном все были одиночками. Но это не значит, что они никого не любили.

Вадим присел на ближайший валун, я поняла, что разговор будет долгий, и села на соседний.

— Карин, у меня тоже к тебе просьба, если мы все-таки выберемся отсюда, и ты пообещай, что этот разговор останется между нами, — предупредил Вадим. — Просто я не должен тебе всего этого рассказывать и даже, если честно, не понимаю, зачем говорю, — он улыбнулся, — есть какая-то непонятная уверенность, что тебе стоит знать. Быть может, сделаешь для себя какие-то выводы.

— Я не скажу никому, — я с готовностью кивнула.

— Речь пойдет об Олеге. Ты думала, я буду говорить о себе? — правильно расценил он мое удивление. — Нет, Карин. Я далеко не лучший пример в данном случае… — он некоторое время помолчал, собираясь с мыслями. — Дело было лет пять назад. Олег тогда был другим. Вспыльчивый, чересчур эмоциональный, и, главное, всегда в хорошем настроении. Он буквально лучился радостью жизни. Ну вот как сейчас его младший брат.

— Кстати, Вадим, извини, что перебиваю, — спохватилась я, — но ты в курсе, что у Юрки тоже есть способности к магии?

— В курсе, конечно, — он кивнул. — Его магический потенциал не меньше, чем у Олега.