В тот вечер Черчилль приветствовал Россию в антинацистском альянсе, сказав в транслировавшейся по радио речи:

Мы будем сражаться с ним на земле, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока, с Божьей помощью, не избавим землю от его тени и не освободим народы от его ярма. Любой человек и любая страна, воюющие с нацизмом, получат нашу помощь. Любой человек и любая страна, марширующие вместе с Гитлером, – наш враг… Следовательно, мы должны оказать любую доступную нам помощь России и русским людям[641].

Оруэлл в дневнике отметил речь Черчилля как «очень хорошую»[642].

Оруэлл будет потрясен и тем, как быстро верные официальной позиции партии коммунисты постараются стереть память о соглашении Сталина с Гитлером[643], которое не будет упоминаться в официальной советской историографии. Они стали требовать, чтобы Соединенные Штаты и Англия открыли «второй фронт сейчас же», чтобы ослабить давление Германии на Советский Союз. Идеологический контроль над основополагающими фактами, помещающий прошедшие события в «дыру в памяти», как это назовет Оруэлл, станет его главной темой через семь лет, когда он будет писать «1984».

Оруэлл наконец нашел способ поддержать военные усилия своей страны, поступив в августе 1941 г. в службу иностранного вещания Би-би-си. Более двух лет, вещая на Индию, он участвовал в пропаганде того рода, которую осуждал бóльшую часть своей творческой жизни. Вновь, как и в молодости, когда он принял решение служить в колониальной полиции, Оруэлл посвятил себя занятию, противоречившему его натуре.

Неудивительно, что ему было, по большей части, неуютно на этой службе, тем более что в его обязанности входило преподносить действия военных в лучшем виде – нелегкая задача в 1941–1942 гг. В январе 1942 г. в его программе утверждалось: «Сомнительно, чтобы такую мощную крепость, как Сингапур, можно было взять штурмом»[644]. Понятно, что Оруэлл пытался обеспечить поддержку усилий Британии в Азии, где Индии угрожала Япония, и многие согласились с его анализом. Однако он ошибся – стремительный захват островной крепости Сингапура всего через несколько недель станет одним из самых тяжелых поражений в войне. Впоследствии у него были все основания воздать должное Черчиллю, который сообщал плохие новости лично, не перекладывая это на других[645].

После провала рейда на Дьепп в августе 1942 г., еще одной катастрофической неудачи той войны, Оруэлл изо всех сил старался изобразить результаты этой операции как ничью, с «тяжелыми потерями с обеих сторон»[646]. Это было неправдой. Дьепп был разгромом, и Оруэлл почти наверняка знал это или, по крайней мере, подозревал.

В качестве радиоведущего он выступал с переменным успехом и по причине повреждения голосовых связок, и потому, что все в его душе делало его неподходящей кандидатурой на роль голоса правительства. Джон Моррис, глава японского отделения Би-би-си, работавший рядом с Оруэллом, вспоминал, что «он прекрасно писал, но был слабым и запинающимся оратором; даже в личной беседе он плохо выражал свои мысли и часто не мог подобрать нужного слова. Его еженедельные эфиры были замечательно написаны, но он читал их скучно и монотонно»[647].

Действительно, оруэлловская проза была, как всегда, мощной. Вот, например, фрагмент малозначительного, почти забытого отзыва о «Макбете», написанного в 1943 г.

Би-би-си любила Оруэлла больше, чем он ее. «Хорошая, тонкая, благонамеренная работа, – говорилось в его первой годичной аттестации. – Имея прочные убеждения, он не считает зазорным прислушаться к советам»[649]. Его рекомендовали к продвижению и повышению.

Тем не менее в Би-би-си Оруэлл никогда не был на своем месте. Примерно в то же самое время он записал в дневнике: «Атмосфера здесь представляет собой нечто среднее между школой для девочек и домом умалишенных, и все, что мы сейчас делаем, бесполезно, а то и немного хуже»[650].

В его дневнике нет жалоб на серьезное редактирование или цензуру. Скорее, его удручали некомпетентность корпорации и открытие, что у нее гораздо меньше иностранных слушателей, чем принято было считать. Это натолкнуло его на мысль, что в его работе нет никакого смысла. «В Би-би-си поражает… не столько нравственное убожество и полная бесплодность того, что мы делаем, сколько чувство разочарования, невозможности добиться осуществления чего бы то ни было, – добавил он три месяца спустя. – Ничего не происходит, кроме вечной суеты»[651].

Ему нравилось находиться в здании Би-би-си только рано утром, когда уборщицы подметали коридоры, распевая в унисон: «Огромная их армия прибывала одновременно, они сидели в приемной, ожидая, когда им выдадут метлы, и поднимали шум, как в вольере с попугаями, а потом звучал чудесный хор, когда все они пели, подметая проходы. Тогда в этом месте была несколько иная атмосфера, чем в течение дня»[652].

Единственным перерывом в его работе на Би-би-си стал отпуск в Уорчестершире[653], где он рыбачил на Северне. В раннем романе Оруэлла «Глотнуть воздуха» рассказчик произносит слова, которые могли бы войти в его автобиографию: «Оглядываясь на свою жизнь, я не могу искренне сказать, что какое-нибудь занятие так меня заводило, как рыбалка. Все остальное в сравнении с ней проигрывало, даже женщины»[654]. Оруэлл был увлеченным, но, возможно, не слишком хорошим рыбаком – из двух недель на Северне он целых пять дней ничего не мог поймать, а если и ловил, то почти одну только плотву, мелкую рыбешку[655].