В 1940-х гг. он займется именно тем, что советовала его мудрая жена. Возможно, самая искренняя запись в его мемуарах посвящена работе с Рузвельтом: «Я самым тщательным образом культивирую свои личные отношения с ним»[677].

Стремление подлизываться не было свойственно Черчиллю, но он делал это, потому что был вынужден. Это была военная необходимость, но на родине его коллеги все замечали и содрогались от отвращения. «Мы слишком пресмыкаемся перед американцами, – сердился свояк короля. – Недавние телеграммы П [ремьер-] М [инистра] Ф [ранклину] Д [елано] Р [узвельту] почти тошнотворны своей сентиментальной и раболепной льстивостью»[678].

Реакция Оруэлла на Перл-Харбор выглядит заметно более скептической по отношению к американцам. Если среди лондонцев усилились пророссийские настроения, то, заметил он, «соответствующего усиления проамериканских чувств нет, наоборот»[679]. Причину этого он видел в том, что «наш новый альянс попросту сделал очевидным сильнейший антиамериканизм нашего узколобого среднего класса».

Как бы то ни было, в том, что касается Америки, Оруэлл поменялся ролями с Черчиллем: он стал пренебрегающим фактами романтиком, а Черчилль – прагматичным реалистом.

«Цивилизация Америки XIX в. была капиталистической цивилизацией в ее лучших проявлениях», – заявил однажды Оруэлл[680]. В его представлении, Америка начала 1800-х гг. оказалась чем-то вроде либертарианского рая для трудящихся: «Государства практически не было, церкви были слабыми и стояли на разных позициях, и было вдоволь свободной земли. Если вам не нравилась ваша работа, вы просто давали боссу в глаз и двигались дальше на запад»[681]. Конечно, оруэлловское восхищение временами необузданной свободы в американской истории в огромной мере было выражением взглядов белого мужчины. Свобода и возможности, которыми располагали чернокожие американцы, индейцы и женщины, значительно уступали тем, что он воспевал.

В начале творческого пути, в середине 1930-х гг., Оруэлл подумывал написать биографию Марка Твена[682], но не смог заинтересовать никого из издателей. Черчилль также в молодости замыслил книгу об Америке – историю американской Гражданской войны. В молодости, когда он отправился в свое первое лекционное турне по Америке, аудитории его представил Марк Твен[683].

Среди любимых писателей Оруэлла было три американца: Твен, Уолт Уитмен и Джек Лондон[684]. Уничижительное изображение Соединенных Штатов XIX в. еще одним его любимым автором, Чарльзом Диккенсом, заметного влияния на Оруэлла не оказало. «Мартин Чезлвит», роман, основанный на материале турне Диккенса по США в 1842 г.,[685] рисовал Америку как страну «долларов, демагогов и баров», жестокой и насквозь фальшивой, разглагольствующей о чести, свободе и вольности и держащей в рабстве миллионы людей.

Как представляется, Оруэлл не слишком интересовался современными ему Соединенными Штатами. «У него имелось занятное белое пятно»[686] касательно Америки, как отмечал писатель Кристофер Хитченс, в общем, преклонявшийся перед Оруэллом: «Он ни разу не был в Соединенных Штатах и практически не интересовался ими… Иначе говоря, Америка – это масштабное исключение из оруэлловских пророчеств о столетии, в котором он жил».

Антиамериканизм британцев лишь усилился, когда в страну хлынули потоки солдат армии США. В 1943 г. 66 конвоев доставили на остров 681 тысячу военнослужащих. «Все больше американцев становилось на улицах, – вспоминала жительница Лондона. – Они окликали друг друга странными боевыми кличами краснокожих и устраивали в Грин-парке[687] бейсбольные матчи»[688]. В мае 1944 г., в преддверии высадки десанта союзников в Нормандии, американское военное присутствие в Британии достигло ошеломляющего числа в 1,6 млн человек.

* * *

Временами Оруэлл чувствовал британскую политику лучше Черчилля, и в начале 1942 г. сложилась именно такая ситуация. Вернувшись из успешной поездки в Америку, премьер-министр обнаружил волнения в палате общин, члены которой вслух задавались вопросами, не требуются ли изменения в военном командовании. Это был сложный момент для Черчилля, поскольку с фронтов поступали в основном дурные вести и худшее, как он подозревал, было еще впереди. После более чем двух лет войны британцы перенесли череду болезненных поражений. Британские экспедиционные войска (British Expeditionary Forces, BEF) были изгнаны с Европейского континента на западе (Франция и Бельгия), на севере (Норвегия), на юго-востоке (Греция), а также потеряли африканский Дакар. В Лондоне ходила грустная шутка, что BEF надо расшифровывать как «Back Every Fortnight» («отступаем каждые две недели»)[689]. Британские силы дрогнули и под ударами японцев в Восточной Азии.