известно, что на самом деле заставило его согласиться на мир. Генуэзец тоскливо смотрит на капитана, неосознанно ища поддержки у крепкого нервами человека. Надо проверить, правильный ли курс они взяли и не хочет ли лоцман потопить этот корабль вместе со всеми своими врагами.

Алексей давно не был в море. Он час за часом выглядывает за борт, провожая скалистую линию берега: мыс за мысом, обрывы в сосновых лесах, тучи на пиках гор Первой гряды. Леера[16] натягиваются под рукой, спину обнимает попутный ветер. Все складывается в его пользу.

Путь по воде начинается с рассветом и заканчивается, когда полдень едва вступает в свои права. Они причаливают к Кафе. Здесь, под защитой могучей крепости, входит в Таврию Великий шелковый путь. Теперь им предстоит добраться до столицы ханства. Валент отправляет гонца в Солхат еще до того, как нога посла Джахана ступает на сушу: Хаджи Герай успеет подготовиться, они прибудут на место до захода солнца.

Восьмой Меч Алексея получил свое прозвище Марий не только по роду матери, жившей когда-то на побережье, но и потому, что именно у него был талант буквально ко всему, связанному с судоходством: от снастей до распространения слухов по рыбацким торговым дорогам. А ведь сегодня еще и день ярмарки — удачнее не придумаешь.

Глава 7. Солхат

Под полуденным солнцем три всадника мчатся прочь от белой горы: Титай, стремящийся обнять коня за шею, чтобы не оказаться на земле; Драгош, Пятый командир-сотник Алексея; Дастан, верный хану Гераю человек, ведущий процессию самым коротким и безопасным путем.

Неприступные скалы обращаются лесистыми холмами, которые открывают вход в долину. Где-то там, по правую руку, за высокой грядой, прячутся море и богатый порт Алустон, откуда началось это безумное приключение. «Да мы быстро управимся, — шутил Бора, играя с ножичком, блестящим еще в лучах солнца Эдирне. — Туда и обратно». И что в итоге? Для него не сбылась и половина этого предсказания. Кажется, прошла целая жизнь…

Титай, впервые оказавшийся в седле, держится с трудом. С непривычки болят ноги, пару раз он едва не падает. Спасает только его страсть устраивать себе испытания и тренировать тело в самых разных условиях: нырял ко дну, пробираясь по канатам кораблей, бегал по крышам ночного города и тут как-нибудь справится.

Останавливаются путники редко. Только у моста через небольшую, но бурную реку провожатый Титая решает напоить коней. Титай первым подает знак, они обмениваются настороженными взглядами: все услышали, что приближается кто-то еще. Вот только этот одинокий всадник на целую погоню не тянет. Титай выхватывает у Дастана оружие и, прежде чем Драгош успевает его остановить, вылетает из засады, перемахнув через каменный борт моста. В последний момент перед ударом отводит в сторону руку, не задевая человека перед собой.

— Айташ?

После короткого разговора путь они продолжают вчетвером. Титай косится на друга, выбравшего очевидно скорую, но хотя бы веселую смерть в Таврии, а не притворное смирение на родине. Беглые рабы долго не живут. А еще этот безумец украл Кипрея. Титай не один учился ладить с конем — но об этом он князю не говорил. Как и о многом другом. Ребра лижет совесть, весьма ощутимо сдирая мясо с костей шершавым языком.

Ночевать они устраиваются в Красных пещерах, свернув с дороги. По руслу реки не найти следов, если за ними погоня, а пещеры всегда умели прятать от непогоды. В этой же, как рассказал Дастан, помимо прочего можно найти источник. Провожатый оказывается человеком, плохо знающим греческий, но очень хорошо — земли вокруг. Они спят по очереди, выставляя караул.

Второй день дороги верхом грозится сломать спину. Хотя горы и сменяются степями, все больше напоминая знакомые картины, легче не становится. Айташ смеется, глядя на лицо Титая, выражающее вселенское презрение к движущейся на большой скорости земле, хотя сам чувствует себя ненамного лучше. Но шаг не становится медленнее, а уверенность не покидает ни одного из них: добраться до ханской столицы во что бы то ни стало. Принести ответы, задать вопросы. Гложет предчувствие, что все закончится именно там.

До Солхата они добираются к наступлению темноты.

Жаркий степной ветер приносит вести одну за другой. Облаком пыли на горизонте прибывают гонцы. Великий хан Хаджи Герай слышит о том, что князя Дороса — его друга — пытались убить. И отправляет юного Олубея со своими людьми узнать, что происходит.

Возвращается оттуда только один человек с вестями, которые Мелек никак не ожидает услышать. Его советники переглядываются, перешептываются, наблюдая хана настолько взволнованным. Один из них падает в ноги, умоляя рассказать, что тревожит повелителя Солхата. Тот лишь качает головой, храня молчание. Что же происходит в твоем Белом городе, Алексей?

Выжженная солнцем степь сменяется пышной зеленью, стоит только пересечь границу города. Человек у дороги разравнивает влажную почву близ садовых деревьев. Это лучше делать в сумерки, когда могучее светило не терзает землю жаром. Почва под трудолюбивыми пальцами кажется почти черной. Человек вздрагивает от резкого конского ржания, опрокидывает ведро с водой: кто-то торопится в столицу. Четверо всадников проносятся по окружной дороге, ныряя в арку, ведущую ко дворцу.

Дастан, получивший приказ привезти Титая без промедления, не тратит времени ни на отдых, ни на то, чтобы привести себя в достойный вид. К своему хану он отправляется, едва спешившись.

Когда Титай опускается на колени и сгибается в поклоне, касаясь лбом алого ковра перед ханским троном, он наконец может прикрыть глаза и отдышаться. Да, здесь с правителем определенно все понятнее. Почти как в Порте. Не то что северяне, с которыми можно сойти с ума.

Тут привычны и терпкие запахи, которыми полнится дворец, и просторные богатые одежды на хане, который поднимает ладонь, предлагая гостям встать. Золото стучит о золото. Мелек не задает вопросов. Для начала стоит избавиться от лишних ушей и глаз, окружающих сейчас со всех сторон. Советники переговариваются, наполняют зал гомоном, делаясь похожими на пчелиный рой, и украдкой указывают друг другу на гостей. Хан хлопает рукой по подлокотнику, заставляя всех замолчать. По залу разносится эхо, утопает в одеждах придворных. Так-то лучше. Только после этого Герай уходит, так ничего и не сказав.

В Диванном зале куда тише и просторнее, пусть он и меньше тронного вчетверо. Полы устланы коврами с богатым шитьем, всюду разбросаны подушки, от которых пахнет