под потолком. Некоторое время виконт следит за солнечными зайчиками. Забавное бывает чувство, когда добиваешься чего-то очень много лет, а потом получаешь и уже не знаешь, что с этим делать.

Говорят, что на уступки всегда идет тот, кому это больше всего нужно. Генуя небезосновательно полагает, что сейчас этот союз нужен Алексею куда больше, чем им. Виконт нутром чует, что что-то здесь нечисто, но, к своему превеликому сожалению, подвоха найти не может. Князь говорит складно, с его доводами невозможно не согласиться. Вот они и соглашаются.

И только когда Дацио одним из последних покидает переговорную, картина становится окончательно абсурдной: князь Алексей сплетает пальцы и что-то шепчет своему сыну, сдерживая улыбку. Тот в ответ беззвучно смеется. Ей-богу, в этот момент оба похожи на мальчишек, придумавших забавную игру. Дацио вздыхает и отдает приказ подготовить корабли к утру. Пусть его люди порадуются немного. А он сам хоть посмотрит, в какую историю собирается их впутать Алексей. Разнообразие в жизни тоже не так уж плохо.

Оставшись в одиночестве, Алексей усаживается удобнее на троне и шумно выдыхает, раз за разом благодаря небо. План, сотканный за одну ночь, воплощается поразительно удачно. Остается только переждать два дня и надеяться, что к дорогим сердцу людям судьба так же благосклонна. Мог бы — раздвоился бы и был рядом сейчас. Нужно в них верить. У них получится.

— Что было сложнее: не дать мне убить посла или договориться с Генуей?

Алексей с Иоанном идут вдоль побережья. Босые и в мокрых рубашках. Княжич щурится от жаркого летнего солнца и поднимает устричную раковину. Камни, по которым они решили гулять, оказываются очень скользкими. Приходится держать равновесие и смотреть под ноги.

— Если бы что-то случилось с послом, нас бы ждала война? — Иоанн говорит отрывисто, наполовину спрашивая, наполовину утверждая.

— Так и есть. Джахан всеми силами пытался вынудить нас проявить к нему враждебность. Вот тебе и мирные переговоры.

Чайка бросается вниз и ловит краба в нескольких шагах от них. Поднимает его в небо и скидывает на камни, разбивая.

— Когда-то мой брат мечтал о том, как было бы хорошо, если бы Дорос мог процветать, как Византия или Солхат. Но каждый раз в конце таких речей он добавлял: «Жаль, что это невозможно». — Алексей замечает среди камней тусклый блеск. Склоняется, рассматривая находку. Это нательный крест. Медный, довольно крупный. Море разъело его до зеленых пятен. — В этом была его ошибка: он всегда и во всем сомневался. — Алексей оставляет найденную вещь лежать там, где она лежала. — Пустая самоуверенность ни к чему хорошему, конечно, тоже не приведет. Но достаточно лишь построить для нее надежную основу — и все заиграет новыми красками. Ты был уверен во всем, когда заговорил с послом там, на площади. В том, что делать и как; в своих силах; в том, что я на твоей стороне, как и каждый человек за твоей спиной. — Взгляд князя теплеет. — Так ты обретаешь великую силу. И будь ты хоть четырежды незначительным князем, даже посол самой большой и страшной Империи не сможет вынудить тебя сделать то, что в твои планы не входит. Как бы ни старался.

Алексей оглядывается на сына через плечо. Тот молчит некоторое время, погруженный в мысли, а затем все же решается:

— А что делать, если в чем-то не уверен? Если не получается найти этой основы и… — Юноша теряется, отворачивается к штилю, швыряя в воду мелкий камушек. Тот тонет. Иоанн поджимает губы.

— Не пугаться. Не все ответы находятся сразу, до некоторых нужно добраться. Делай что должно, и будь что будет. Но, Иоанн, — князь дожидается отклика и взгляда сына, — дела сердечные неподвластны никаким законам. Так что просто отключай голову. Это тебе не политика.

Алексей поднимает широкий плоский камень, замахивается и кидает вдоль водной глади. Камень подпрыгивает несколько раз, оставляя за собой быстро исчезающие круги. Иоанн во все глаза смотрит на отца, кончики волос которого светятся от яркого солнца.

Послания от Василины приходят одно за другим: Олубей справляется хорошо, посол провел целый день на Сосновом мысу, Титай добрался до Солхата. Алексей улыбается нежно, перечитывая строки, выведенные знакомой рукой. Она сама пишет о Титае, не дожидаясь вопросов и не впутывая в свои слова загадки. Каждая такая мелочь вновь и вновь убеждает Алексея, что с женой он не ошибся.

Ответ в Дорос отправляется только утром третьего дня. Настало время послу собираться и теперь уже самому ехать в Каламиту, чтобы отправиться к хану на кораблях. Алексей в красках расписывает, как ради Джахана он договорился с Генуей. И тому теперь остается в срочном порядке прибыть в порт, чтобы сразу же взойти на корабль. Времени у них остается не так много. Джахан наверняка обожает приключения и неожиданности, раз сам устраивает их столь часто.

Позеленевшее с дороги лицо посла греет душу чувством мстительного удовольствия. Алексей старался быть хорошим князем, верша праведные дела. Но в таких мелочах позволял себе поблажки. Все мы грешны. Просто одни сами роют ямы на дороге, по которой будут идти. А Алексей лишь отказывается засыпать эти ямы для каждого встречного. Все же, чтобы с тобой обращались по-человечески, надо бы и вести себя как человек.

Отдохнуть после дороги послу не дают. Пока процессия с Джаханом во главе поднимается на палубу, Алексей остается рядом с капитаном и считает гостей. На этом ковчеге одной твари явно не хватает. Теней меньше, чем прибыло в Дорос, не на две, как должно бы, а на целых три. Иоанн быстро теряет интерес и уходит, бросив всматриваться в посольские ряды. Вот как. Значит, угадал верно: здесь нет Айташа. Тревожный это знак или хороший — время покажет.

Парус бьется под сильным ветром, когда корабль выходит из порта. Дацио держится за мачту и смотрит вперед, пытаясь понять, не встретит ли их в пути непогода. Меньше всего сейчас хочется попасть в бурю. Особенно вместе с посольством Порты и феодоритами на одном корабле, которые оказались тут непонятно как. Если бы генуэзцы верили в духов или демонов, то непременно решили бы, что Алексей — один из них. Хотя команда уже, несомненно, весьма близка к такому язычеству. Вместо этого Дацио и его приближенным приходится рассказывать остальным о том, сколь важно помочь Алексею добраться до Кафы, хотя, по чести говоря, они и сами плохо понимают причины.

Солнце Хазарии, о котором поют на улицах Венеции, плывет сейчас с ними на одном корабле, и только одному Богу