Она вбежала наверх в свою спальню, обдумывая на ходу, чтонадеть. Она только что купила бирюзовое шелковое платье, которое выгляделопросто ослепительно в сочетании с ее кремовой кожей, темными волосами исережками с бриллиантами и бирюзой.

С опозданием всего на десять минут она открыла дверь к ДжонуГенри, чтобы взглянуть, как он возвышается над подушками с подносом на коленях.Он сидел на своем месте, его глубоко запавшие глаза сверкали на морщинистомлице, одна сторона которого безжизненно обвисла, а его длинные костлявые рукиказались такими хрупкими и слабыми, что Рафаэлла застыла в дверях. Казалось,что она увидела его после долгой разлуки. Ей почудилось, что он все слабеедержится за соломинку, которую не выпускал из рук последние восемь лет.

– Рафаэлла? – Он посмотрел на нее страннымвзглядом, произнеся это слово в своей обычной, неестественной манере, иРафаэлла посмотрела на него почти с изумлением, вновь осознав, за кем оназамужем, каковы ее обязанности и как бесконечно далека она от своего возможногонового замужества.

Она осторожно прикрыла за собой дверь, утирая слезы.

Рафаэлла рассталась с Алексом в пять утра и заспешила домой.Накануне вечером она уже уложила вещи, и теперь ей оставалось только вернутьсяв дом, дать последние указания прислуге, переодеться, позавтракать и проститьсяс Джоном Генри. Прощание будет простым и сдержанным – поцелуй в щеку, последнийвзгляд, пожатие руки и привычное чувство вины, что она оставляет его одного. Ноэто уже стало ритуалом, который они выполняли последние пятнадцать лет. А вотрасставание с Алексом было по-настоящему тяжелым, у нее щемило сердце от одноймысли, что она должна покинуть его. Когда сегодня на рассвете они лежали,прижавшись друг к другу, предстоящая разлука казалась им невыносимой, словноони расстаются навсегда. Рафаэлла прильнула к нему всем телом, не даваяшелохнуться, пока они стояли на пороге. Она посмотрела на него глазами, полнымипечали и слез, и покачала головой с извиняющейся улыбкой:

– Не могу заставить себя уйти.

Он улыбнулся и прижал ее еще крепче:

– Это невозможно сделать, Рафаэлла. Ты всегда рядом,где бы ни была.

– Жаль, что мы не можем поехать в Испанию вместе.

– Может, когда-нибудь…

Когда-нибудь… но когда же? Она не любила об этом думать,потому что надо было представить, что Джона Генри уже нет в живых. Это было похожена убийство, пусть даже мысленное, и она предпочитала жить настоящим.

– Может быть. Я напишу тебе.

– И я. Можно?

Она кивнула.

– Напомни Мэнди про чемодан и теннисную ракетку.

– Хорошо, мамочка, – засмеялся Алекс. –Напомню. В котором часу ее разбудить?

– В половине седьмого. Самолет вылетает в девять.

Он собирался проводить Мэнди до аэропорта, но ему уже неудастся увидеть там Рафаэллу. Как обычно, шофер подвезет ее прямо к самолету.Но они обе летели одним рейсом, и Рафаэлла должна была подбросить Мэнди до«Карлейля» на заказанном для нее лимузине. А там Мэнди встретит Шарлотта ипроводит до квартиры Кэ. Аманда заявила, что не желает встречаться с матерьюодин на один. Они не виделись после скандала в рождественские дни, да и вообщеона не горела желанием вернуться домой. Отец ее улетел на медицинскуюконференцию в Атланту, так что некому было послужить буфером при встрече дочерис любящей матерью.

– Алекс, я люблю тебя.

– Я тоже, малыш. Все будет отлично.

Она молча кивнула, не понимая, почему уезжает с такимтяжелым сердцем. Всю ночь она пролежала рядом с ним не сомкнув глаз.

– Пора идти?

Она кивнула, и на этот раз он проводил ее почти до самогопорога.

В аэропорту они так и не увиделись. На Рафаэллу повеялочем-то родным и домашним, когда она увидела в салоне самолета Мэнди. На нейбыли соломенная шляпка, белое платье и босоножки, которые они покупали вместе.В руках она держала теннисную ракетку, из-за которой так переживала Рафаэлла.

– Приветик, мамочка, – улыбнулась Мэнди, иРафаэлла улыбнулась в ответ.

Будь Мэнди чуть повыше и чуть менее миниатюрной, товыглядела бы почти как взрослая женщина. Но все-таки она была еще девочкой.

– Рада тебя видеть. Мне уже стало ужасно одиноко.

– И Алексу тоже. Он превратил яичницу в угольки, у негоубежал кофе, сгорели тосты, а всю дорогу до аэропорта он гнал как сумасшедший.Похоже, он явно думал не о том, что делали его руки.

Они обменялись улыбками. Рафаэлле было приятно просторазговаривать об Алексе, словно от этого он становился ближе. Через пять часовони нырнули в зной, суматоху и духоту нью-йоркского лета. Сан-Францископерестал для них существовать, казалось, что они никогда не найдут даже дорогиназад. Рафаэлла и Мэнди пристально смотрели друг на друга, не торопясьрасставаться.

– Я всегда забываю, что здесь – настоящий ад.

– Я тоже. – Мэнди изумленно оглядывалась. –Боже, это просто ужас!

В эту минуту их нашел шофер, и скоро они уже расположилисьна заднем сиденье лимузина с кондиционером.

– Что ж, может, все не так уж и плохо. – Мэндиоблегченно улыбнулась Рафаэлле, и та взяла ее за руку. Она отдала бы все насвете, лишь бы только поменять роскошный лимузин на «порше» Алекса. Долгиемесяцы бесконечных хлопот по дому надоели ей до смерти – слуги, огромноехозяйство, заботы о муже. А ей так хотелось чего-нибудь простого,незатейливого, похожего на домик в Вальехо и их жизнь с Алексом и Амандой.

В «Карлейле» их ждала записка от Шарлотты. Она сообщила, чтозадерживается у издателя. Аманда и Рафаэлла поднялись в номер, скинули туфли ишляпки, уселись на диван и заказали по телефону лимонад.

– Представляешь, какая за окном жарища? –рассеянно бросила Аманда, и Рафаэлла улыбнулась.

Девочка уже спешила придумать причину, чтобы ненавидетьНью-Йорк.

– В Лонг-Айленде будет полегче. Ты будешь каждый денькупаться.

Она как будто уговаривала ребенка поехать на лето в лагерь,но, когда раздался звонок в дверь, вид у Аманды был довольно строптивый.

– Наверно, принесли лимонад.

Рафаэлла подошла к двери, держа в руке сумочку. Ярко-красныйшелковый костюм лишь слегка помялся в самолете и выгодно оттенял ее светлуюкожу и темные волосы. Аманда каждый раз поражалась ее красоте. Редко встретишьтакие утонченные черты и такие огромные глаза. Алекс тоже никак не мог к этомупривыкнуть, и каждый раз, когда Рафаэлла появлялась в дверях, вид у него былошарашенный. И она была всегда такой собранной и неподражаемо элегантной.Рафаэлла открыла дверь с легкой, безличной улыбкой, ожидая увидеть официанта сдвумя высокими запотевшими стаканами на подносе. В дверях стояла мать Аманды,помятая и вспотевшая, в грязно-зеленом льняном костюме и со страннойсамодовольной улыбкой на губах. Она стояла с видом победительницы. Аманда чутьне задрожала от страха, а Рафаэлла сохранила вежливое, но решительное выражениелица. Последний раз они виделись полгода назад в кафе, когда Кэ пригрозила, чторасскажет Джону Генри об их связи с Алексом.