– Мистер Филипс? – скорее прошептал, чемпроговорил Алекс, почувствовав, что секретарь и сиделка исчезли где-то у него заспиной.

Они остались вдвоем, двое мужчин, которые любилиРафаэллу, – один старый и немощный, другой молодой и полный сил. Алексстоял и смотрел на человека, с которым Рафаэлла прожила пятнадцать лет.

– Проходите, пожалуйста.

У Джона Генри был странный голос, и трудно было разобратьслова, но Алексу казалось, что он без труда его понимает. Он чувствовал этогочеловека на расстоянии и поэтому согласился прийти, чтобы выслушать всеобвинения и обиды, которые Джон Генри мог бы на него вылить. Но сейчас Алекс совсемрастерялся, осознав, насколько слабым и болезненным был его соперник. ДжонГенри слабо махнул рукой в сторону кресла, стоящего около кровати, но силатаилась в его проницательных голубых глазах, которые внимательно изучали лицо ифигуру Алекса. Тот осторожно опустился в кресло, мечтая, чтобы все происходящеекаким-нибудь чудесным образом превратилось в сон.

– Я бы хотел… – Джону Генри было нелегко говорить,но даже сейчас в его голосе слышались командные нотки. В нем не былопревосходства над собеседником, а только спокойная сила, сохранившаяся,несмотря на болезнь; сразу чувствовалось, что перед вами – незауряднаяличность. Можно было представить, что в свое время он много значил дляРафаэллы, и понять, почему она до сих пор относилась к мужу с такой нежностью.Это была не просто преданность, а нечто большее, и неожиданно Алекс устыдилсятого, что они совершили. – Я бы хотел… – Джон Генри продолжал борьбус неподвижной половиной рта, – поблагодарить вас… за то, что вы пришли.

В эту минуту Алекс заметил, что глаза старика были не толькопроницательными, но и добрыми. Алекс кивнул, не зная, что сказать в ответ.

– Да, сэр. – Эта реплика показалась ему наиболееподходящей. Он почти благоговел перед этим человеком.

– Да. Ваш секретарь сказал, что это очень важное дело.

Они оба знали, что это мягко сказано. Джон Генри попробовалулыбнуться своими изуродованными губами.

– В самом деле, мистер Гейл… в самом деле… Я надеюсь…что не испугал вас… – казалось, ему не удастся закончить фразу, –…своим приглашением… Это очень важно, – произнес он яснее, – …длявсех… нас… Вы понимаете меня?

– Я… – Должен ли он все отрицать, думал Алекс. Новедь это не было обвинением. Это была правда.

– Я понимаю.

– Хорошо. – Джон Генри, похоже, былдоволен. – Я очень люблю мою жену, мистер Гейл… – Его глазазаблестели. – Так сильно, что мне невыносимо… больно… держать ее, словно вклетке, когда я… погребен в этом бесполезном, безжизненном теле… а онаостается… прикованной ко мне… – Он печально посмотрел на Алекса. –Для молодой женщины… такая жизнь – сущий ад… а она… так заботится обо мне.

Алекс не смог промолчать и хрипло проговорил:

– Она вас бесконечно любит. – И почувствовал себявором.

Они были любовниками. Он позарился на чужое. Он впервыеосознал это. Она была женой этого человека, а не его. И она принадлежала ему,потому что их связывало глубокое чувство. Да и можно ли было поверить этимсловам? Джон Генри был немощным стариком и медленно, шаг за шагом, приближалсяк своему концу. Он сам прекрасно понимал, что ее жизнь невыносима. И теперьбеспомощно смотрел на Алекса.

– А ведь это ей… дается… нелегко.

– Это не ваша вина.

По лицу старика скользнула тень улыбки.

– Нет… но… это случилось… и я все еще… жив… и мучаю ее.

– Это неправда.

Они сидели, словно старые друзья, примирившись с существованиемдруг друга и понимая важность разговора для Рафаэллы, для обоих это былодовольно своеобразным ощущением.

– Она не сожалеет ни об одной минуте, прожитой свами. – Алекс в который раз с трудом удержался, чтобы не добавить: «Сэр».

– Но она должна… сожалеть… и негодовать. – ДжонГенри прикрыл глаза. – Я сожалею… за нее… и за себя… Но я позвал вас незатем, чтобы говорить… о своих печалях… Я хочу расспросить вас… о вас самом.

У Алекса замерло сердце, но он решил взять быка за рога:

– Могу я спросить, что именно вы бы хотели обо мнеузнать?

А вдруг ему известно буквально все. За ней следили слуги?

– Я получил… письмо…

Алекс почувствовал, что начинает заводиться.

– Могу я спросить, от кого?

– Я… не знаю.

– Анонимное?

Джон Генри кивнул:

– В нем говорилось только… что вам… – Ему явно нехотелось произносить ее имя в присутствии Алекса, достаточно было того, что ониговорили друг другу правду. – Что вы и она… находитесь в связи… уже окологода.

Он закашлялся, Алекс встревожился, но Джон Генри махнулрукой и через минуту успокоился.

– В письме был указан ваш адрес и телефон, и ясноговорилось что я буду достаточно мудр… чтобы остановить вас.

Он с любопытством взглянул на Алекса:

– Почему бы это? Это письмо… от вашей жены?

Казалось, это его обеспокоило, но Алекс покачал головой:

– У меня нет жены. Я развелся несколько лет назад.

– Может… она… еще ревнует?

– Нет. Думаю, что письмо написала моя сестра. Оназанимается политикой. Это злой, страшный человек. Больше всего она боится,чтобы наши отношения не выплыли наружу. Тогда с ее карьерой будет покончено.

– Возможно… она и права. Но неужели никто ничего незнает? – Джону Генри казалось это неправдоподобным. – Рафаэллеследовало быть крайне осторожной.

– Нет, – уверенно сказал Алекс. – Никто,кроме моей племянницы. А она обожает Рафаэллу и умеет хранить секреты.

– Она еще мала? – Похоже, что Джон Генри улыбался.

– Ей семнадцать лет, и ее мать – та самая сестра,которая написала вам. Последние месяцы Аманда, моя племянница, жила у меня. ВДень благодарения она попала в аварию, а ее матери было наплевать на нее, тогдакак ваша… э-э… Рафаэлла, – Алекс все же решился продолжить, – была сней так добра и заботлива.

Глаза Джона Генри потеплели при этих словах, и он улыбнулсяснова:

– В таких случаях… она незаменима. Она… необыкновенныйчеловек. – Они оба так считали, но вдруг лицо старика потемнело. –Она… должна иметь… детей… Возможно… когда-нибудь… так и будет. – Алекспромолчал, и он продолжил: – Итак… вы считаете… что это сделала… ваша сестра.

– Она ничем не угрожала лично вам?

– Нет. Но, полагаясь на мой возраст… она просила…положить этому конец.

Неожиданно он развеселился, указав на свои неподвижные ногипод простынями.