Через несколько минут Агнес позвонила в колокольчик. Когда вошла служанка, молодая краснощекая эстонка, Агнес легко, словно была невесомой, поднялась с постели и весело воскликнула:

— Скорей, помоги мне одеться… помоги нарядиться, чтобы я стала как можно красивее. Слышишь?

Девушка от удивления широко раскрыла рот и округлила глаза и, запинаясь, спросила:

— Принести подвенечный наряд, который с вас лишь недавно сняли?..

— Нет! — воскликнула Агнес. — Подвенечный наряд неприятен мне сегодня. Принеси лучше праздничное голубое платье, драгоценностей не нужно.

Спустя четверть часа, причесывая Агнес перед зеркалом, девушка робко спросила:

— Значит, барышня уже совсем поправилась?

— А разве я похожа на больную?

— О нет, барышня свежа и красива, как восходящее солнце! И так весела, что я в растерянности… Между тем всего два часа назад барышня почти что умирала.

— Ты хорошо умеешь льстить и, похоже, не пропадешь в этой жизни. Однако мне твоя лесть не нужна. Я проста и люблю простое обхождение.

— Но отчего барышня сегодня в церкви упала в обморок? — осмелилась спросить служанка; это был простой вопрос, который, как видно, полдня мучил ее.

— Этого я не могу тебе сказать, — покачала головой Агнес.

— Наверное, от жары и духоты — ведь церковь была набита битком.

— Ты тоже была там? — Агнес посмотрела на служанку в зеркало.

— Да, я стояла позади, в углу. Пробиться к алтарю не было никаких сил. Вы были так прекрасны в подвенечном наряде! Все любовались вами — невестой…

— Ах, оставь это! — слегка нахмурилась Агнес. — Скажи мне лучше: ты все слышала?..

— Нет, всего я не слышала и не видела, но я отчетливо услышала, как барышня сказала «нет». Потому что сказано это было громко.

— Громко?

— Вы почти прокричали.

— А я этого не помню.

— Вас можно понять: такое волнение.

— Ты очень удивилась моему ответу? — Агнес интересно стало узнать мнение этой простой, необразованной девицы из народа.

— Что мне, глупой, удивляться! Но люди в церкви — бароны и баронессы — и вправду удивлялись, почему барышня не хочет взять себе в мужья юнкера Рисбитера. Он ведь богат.

— А ты хотела бы выйти за него замуж?

— Я?.. — девушка вдруг смутилась, она явно не ожидала такого вопроса; она и в мыслях не смела допустить такого вопроса.

— Да, ты! — настаивала Агнес.

— О Господи Боже мой!..

— Ну, отвечай!

— Как я смею об этом думать? — опустила испуганные глаза служанка.

— Почему же не смеешь? Представь себе, что… — Агнес замолчала на секунду, подыскивая слова, — что в моей власти тебя с ним поженить. Вышла бы ты тогда за юнкера?

— Вам приятно мучить меня, госпожа?

— Отвечай же.

— Ну, он, конечно, не очень-то красивый мужчина… — протянула неуверенно девушка. — Рыжий и веснушчатый… И бесцветные ресницы… И губы тонкие, как лезвие ножа… И великоватые уши…

— Кто же оценивает мужчину по внешности? — назидательным тоном заметила Агнес; она едва удерживала смех, ясно представляя портрет Ханса Рисбитера по краткому, но очень точному описанию девушки из прислуги. — Скажи мне: он все же, по-твоему, человек дельный, честный, щедрый, смелый, к тому же безмерно богатый, как ты сама только что говорила…

— Господи, помилуй!.. — воскликнула девушка смущенно; она уже искала возможности как-то уклониться от прямого ответа. — Простите меня, госпожа, что я по недоумию своему завела этот разговор.

— Отвечай же, — велела Агнес. — На твой взгляд, он завидный жених…

— Я ведь не знаю господина юнкера, — пожала плечами служанка.

— Тебе покажется странным: я тоже не знаю его.

Служанка кивнула:

— Я никогда не возьмусь молодого барона судить. Но его собственные люди говорят, что…

— Что они говорят? — оживилась Агнес.

— Как будто господина юнкера нельзя назвать хорошим человеком.

— Короче говоря, ты не хотела бы взять такого себе в мужья?..

Девушка, краснея, покачала головой. Такое коротенькое слово «нет!», которое недавно прокричала Агнес, из служанки было не вытянуть клещами.

— Вот видишь! — сказала Агнес с улыбкой и с торжеством в глазах. — Если и ты не хочешь выходить за него замуж, как же мне этого хотеть? — Агнес поднялась со стула, прошлась по комнате, заглядывая в зеркало, оценивая свой наряд и с одной, и с другой стороны, потом велела: — А теперь пойди и принеси из сада самую красивую розу, какую найдешь. Я приколю ее себе к волосам. Только никому не говори, что я встала с постели. Я хочу остаться одна.

Когда роза была принесена и приколота к волосам, Агнес отослала девушку вон, заперла дверь на ключ, распахнула окно и стала смотреть вниз из-за занавески. На улице было не холодно, а только по-осеннему свежо. Комната находилась на втором этаже, и из окна были видны двор и единственная узкая улочка, ведущая к дому. И двор, и улица были в этот поздний час безлюдны.

Почему Агнес так жаждала остаться одна? Нужно ли ей было что-то скрыть от чужих глаз? Да, ей, действительно, нужно было кое-что скрыть: неописуемую радость, наполнившую ее сердце, вновь пробудившиеся жизненные силы, упоительное чувство вновь обретенного счастья, какое, казалось, уж было утеряно безвозвратно.

«Габриэль жив, Габриэль здесь!.. И мы опять будем вместе», — звенела в ее сердце ликующая песнь.

Агнес, не отрываясь, смотрела на улицу. Она знала: Гавриил должен появиться с этой стороны!.. Надежда Агнес дважды оказывалась обманутой: это приходили люди, которых барон Мённикхузен присылал из дома Гильдии узнать, как здоровье его дочери. Оба раза им ответили: «Барышня спокойно спит; и нет нужды тревожиться». Посланцы барона спешили с доброй вестью удалиться, и улица снова становилась пустынной.

Когда сгустились сумерки, на улице опять показалась какая-то мужская фигура. Агнес напряженно вглядывалась в полутьму. Может быть, снова ждало ее разочарование?.. Может быть, никак не успокоится сердце у отца, и он прислал за вестями еще какого-то человека?..

Агнес не могла ясно разглядеть черты идущего, но она сразу узнала Габриэля по его богатырскому росту, по его походке, движениям. Это был Габриэль! О, счастье!.. Он вошел во двор и стал пристально смотреть вверх, вглядываться в окна второго этажа. Агнес только теперь заметила, что ее Габриэль одет в рубище нищего, в руках у него палка, а за спиной мешок.

«Подаст ли кто-нибудь милостыню такому нищему?..» — с сомнением подумала Агнес.

Она отодвинула занавеску и выглянула из окна. Их взоры тут встретились. Агнес и Габриэль кивнули друг другу. Большего им сейчас и не нужно было — одним этим взглядом, коротким кивком они все объяснили друг другу, как будто обменялись долгими речами.