Не хотелось мне огорчать своего соседа, очень не хотелось. Может быть, я отделался бы какими-нибудь разговорами. Но что делать, если взгляд его упал на небольшую лужицу крови, предательски вытекающей из-под двери? Что думал в тот момент заслуженный человек, герой войны. Какие мысли одолевали его в тот момент, трудно сказать. Ведь он видел, что я приехал не один, а с женой, которой он всячески симпатизировал. К тому же, у нас далеко не хоромы, в которых можно спрятаться. Веранда и комнаты, просматриваемые со всех сторон… А тут эта кровь… Густая, тёмно-красная… Мне показалось, что человек, повидавший на своём веку немало, как-то остолбенел и лишился дара речи. Ведь одно дело, когда ты взрываешь врагов на значительном расстоянии, а другое, когда рядом, среди своих… Вижу, что никакие разговоры его уже не интересуют, смотрит на пол неотрывно и что-то соображает… А взгляд показался таким подозрительным, и глаза – жёсткие, непримиримые… Ещё немного, и он бросится на меня или к себе за охотничьим ружьём. Но ведь ружьё его не здесь, а давно уже в Москве… Впрочем, в таком состоянии человек может воспользоваться и другим орудием. Например, топором… Обстановочка, скажем прямо, не блестящая…

Открыл я дверь, идущую из холла, и взору полковника в отставке представилась картина не для слабонервных: окна, заколоченные какими-то матрацами, по краям комнаты стулья и кресла, принесённые со всех ближайших строений, а в центре – большой 20-литровый бутыль, наполовину заполненный отработанными вишнями. Этот бутыль даже не стоял, а как-то неуклюже лежал на своём, не очень удобном боку и часть вишен, расположенных у самого его горла, всё ещё не могла решиться, оставаться внутри или вырваться на волю вслед за последними каплями разлитой по полу вишнёвки…

Вздохнул Андрей Яковлевич и опустился на ближайший стул. Было видно, что его уже не интересовали детали учинённого разгрома: остатки погасшего костра, посуда с объедками, окурки сигарет, огарок свечи, разодранная электробритва… Собственно говоря, это была уже не бритва, а только её часть, шнур питания. И подключён он был к двум ржавым лезвиям. Таким вот образом изобретательные пришельцы создали из двух бритв качественно новый предмет – кипятильник. Я даже не сразу сообразил это. Ведь до чего же только не додумается человек в стремлении использовать предметы не по прямому назначению. Меня это направление мысли всегда волновало, и, может быть, я пришёл бы к какому– нибудь выводу, если бы не перебил голос полковника в отставке…

– Ну, и как ты смотришь на всё это? – спросил он.

– Наверное, так же, как и вы. Заминировать бы вашу дачу и рвануть по вашей же методике в самый разгар веселья…

– Мысль хорошая, но дачу жалко. И срок могут дать… – последние его слова говорили, что он уже пришёл в себя и настроен беседовать конструктивно, без эмоций. – Скажи, а не можешь ли ты придумать какую-нибудь систему сигнализации. Попроще. Проведём в сторожку и пусть этот хмырь работает… Не спит. А?

Хмырь, это наш сторож. В миру его называли просто Ваныч. Зарплату Ваныч получал исправно, но вот остановить пришельцев почему-то не мог или не хотел. Поговаривали о нём разное, о связях с пришельцами, девочками, у которых он пользовался особым успехом, но я в это не верил. Во-первых, не будет же человек, там, где живёт… А, во-вторых, тоже…

– Вы бы, Николай Иванович, хотя бы один раз остановили нарушителя, – сказал ему как-то на собрании председатель садового товарищества. – Смотрите, терпение наше может лопнуть, и мы переведём вас на сдельную оплату… Не возиться же вам только с собаками…

Эти слова Ваныч воспринял слишком прямолинейно… Поэтому и решил не откладывать надолго, то есть до полного вытрезвления…

– А я чо? Они, знамо, тоже сами себе. Уж коль попадётся, будьте любезны… – бормотал он в своё оправдание.

И попался. И не какой-нибудь захудалый. Сам Андрей Яковлевич, мой сосед! Человек крупный во всех отношениях. Он и не предполагал, что в этот погожий летний день у него могут возникнуть приключения. Он, как обычно, встал рано, сделал небольшую зарядку, обошёл свои двенадцать соток, что-то подправил, подвязал, привёл себя в порядок и пошёл завтракать. Завтракал Андрей Яковлевич, как всегда, не спеша. С чувством собственного достоинства. А как иначе, если обслуживать его был рад целый взвод женщин: две взрослые дочери, успевшие уже сходить по первому разу замуж, жена, тёща, родная мать и ещё кто-то, кто с удовольствием приезжал погостить на лето… Нельзя сказать, что еда в этой семье была главным приоритетом, но уделялось ей значительное внимание, потому как на столе всегда были разнообразные соленья, грибочки и варенья домашнего приготовления. Не удивительно, что после такого завтрака настроение у моего соседа было приподнятое и, я бы сказал, боевое. После еды он посмотрел на часы и, убедившись, что к электричке он успеет с запасом, пожелал всем домашним доброго дня и не спеша отправился к платформе. Но до станции он не дошёл. У самых ворот, заметьте, не из вражеского блиндажа, а из нашей сторожки вдруг выскочил Ваныч, лохматый, босой и с криком:

– А, попалась, шкура! – набросился на полковника.

Конечно, нужно было, приняв соответствующую позу, скомандовать:

– Встать!.. Смирно!.. Грудь четвёртого человека! – Но полковник почему-то забыл обо всём этом и повёл себя, как простой гражданский человек. Да, я не оговорился. В то время Андрей Яковлевич ещё и не думал уходить в отставку, поэтому приставку экс он воспринимал как какую-то абстракцию, далёкую и нереальную, не имеющую к нему никакого отношения, как, например, экс-президент. А мужчины, которые плохо знакомы с этой приставкой, независимо от места службы, будь то наука или Генштаб вооружённых сил, знают, что здоровье – это главная жизненная ценность и её за деньги не купишь… Короче, вырвался товарищ полковник от своего непрошенного партнёра с помощью двух-трёх приёмов карате, вбежал к себе, схватил своё охотничье ружьё, выскочил наружу, а цель как таковая уже пропала. Выстрелил он на всякий случай вверх и показал тем самым всем и всяческим Ванычам, что с бывшими фронтовиками шутки не шуткуют…

– Попроще не получится, – ответил я. – Простое устройство я уже однажды сделал. И сработало оно хорошо, надёжно. Но было оно как бы, наоборот, направлено против сигнализации…

Андрей Яковлевич всегда интересовался техникой и не упускал случая разговорить меня. Иногда он даже подбрасывал мне провокационные темы, как например о кофточках… Был такой случай…

– Разве у вас в НИИ работают? – почему-то заявил он в тот раз. – Зря только деньги платят. Вот был я однажды в одном ящике. Так там женщины сидят кружочком в белых халатах и вяжут себе кофточки. И не скрываются даже от начальства.

– Ну что вы, Андрей Яковлевич, говорите, – попытался я как-то изменить его взгляд на нашу науку. – Не кофточки это, обмотки для ферритовых колец. На каждом кольце несколько десятков витков изолированного провода. На заводах это делают на станке, а в НИИ по старинке, иголкой с проводом. Достать такой станок для НИИ дело невыполнимое, так как фонды распределяют генералы в отставке… Сначала всем, а что останется – науке, то есть, никогда. Чтобы собрать небольшой куб памяти приходится намотать несколько сот, а то и тысяч таких колец. Да что кольца? Пустяк. Тупиковое направление в технике. И появилось оно из-за плохого снабжения, желания всё делать собственными силами. Как прикажете догонять и перегонять, если микросхемы прошлого поколения? Вот и кажется человеку, который умеет только разрушать…