Стрэнд потерял сознание. А очнувшись, увидел над собой лицо. Чьи-то губы прижимались к его губам, вдувая в рот теплый воздух. Поцелуй жизни… Это выражение выплыло откуда-то из подсознания. Миссис Робертс поднялась с колен и выпрямилась. Казалось, она плавает где-то над ним, между небом и землей, в красном тумане.

Теперь и Конрой тоже плавал над ним, и тоже в дымном красноватом ореоле.

— Он жив. — Голос Конроя тоже показался Стрэнду отдаленным, словно доносился из телефонной трубки.

Чудовищная боль — такой боли он никогда еще не испытывал в жизни — разрывала грудь и плечи. Стало нечем дышать.

— Конрой… — слабым голосом произнес он, — мне страшно больно. Вот здесь… — Каким-то чудом ему удалось дотянуться до груди и показать. — Боюсь, я…

Полчаса спустя он уже находился в палате интенсивной терапии в госпитале Саутгемптона, и доктор Колдвелл, склонившийся над ним, сказал кому-то, кого Стрэнд не видел:

— Сердце…

«Мужчина вашего возраста», как заметил тогда доктор Принз.

После этого он долго ничего не слышал и не помнил.

Голоса становились все отчетливее, громче. Иногда она говорит глупости, но, уверяю, она совсем не глупа, нет. Поцелуй жизни… Он начал узнавать лица. Он узнал себя. Мир стал ближе.

В больнице он пробыл две недели. Доктор Колдвелл оказался на высоте. Доктор Принз прилетал из Нью-Йорка и смотрел мрачно. Светило в области кардиологии, специально вызванный Хейзеном и доставленный из города на вертолете, напротив, так и излучал оптимизм. Врачи делали анализы, сверяли кардиограммы и шептались в коридоре. Конрой, бледнолицый навигатор океанских глубин, помогал решать транспортные проблемы. Элеонор отложила поездку в Грецию и жила в доме у Хейзена вместе с Джимми. Когда худшее уже было позади, Лесли начала мотаться из Нью-Йорка и обратно: она продолжала давать уроки и присматривала за Кэролайн, которая сдавала выпускные экзамены.

Боль прекратилась, но Стрэнд по-прежнему испытывал страшную слабость — даже руку приподнять не было сил. И вот наконец Хейзен перевез его в свой большой дом на берегу океана.

Врачи в один голос твердили, что ему необходим отдых, продолжительный отдых. Стрэнд позволял обращаться с собой, как с младенцем. О будущем не думал, покорно воспринимал все, что ему говорили, ел то, что давали, в том числе поглощал и несметное количество лекарств. И лежал в специальной кровати в просторной спальне на втором этаже, где из окна открывался вид на океан, а на противоположной стене висел Ренуар. Его переполняла благодарность ко всем, но говорить было утомительно, и по большей части он молчал.

Стрэнд вполне может прожить и до ста лет — так, во всяком случае, утверждали врачи. Ему всегда казалось, что он умеет о себе позаботиться. Но никто никогда не рассказывал ему ни о морских водоворотах, ни о коварной мощи океана. На тумбочке возле постели лежало письмо от Джудит Квинлен. Он так и не распечатал конверта. Его занимала лишь одна мысль: успел ли он поблагодарить Конроя и Линду Робертс за спасение жизни. Ничего, время еще есть, он сделает это, когда вернутся силы. Он не привык болеть, но теперь находил в этом состоянии даже некое сладостное удовлетворение. Временно его тело как бы не принадлежало ему, он ни за что не отвечал.

Люди все время разговаривали с ним — Лесли, врачи, Элеонор, Джимми, Кэролайн, Хейзен, мистер и миссис Кетли. Но уже через секунду после того, как собеседник замолкал, он не помнил, что именно ему говорили. Лишь благостно улыбался всем, убежденный, что эта улыбка может их успокоить. Его ничто не интересовало: ни чтение, ни события в стране, ни чужие проблемы, ни погода. Кто-то сказал, что такого чудесного лета не было уже давно, но он никак не мог вспомнить, кто именно это говорил. А климат в его большой роскошной комнате всегда был один и тот же.

Директор школы приезжал навестить его.

— Я убежден, вы скоро поправитесь, — сказал директор. — Просто вам нужно время. И когда поймете, что можете вернуться, просто позвоните мне. Ваше место всегда за вами.

Но Стрэнду даже думать не хотелось о каких-то там звонках, и о школе он ни чуточки не волновался.

Днем в комнате всегда стояли цветы, но он не знал, как они называются, и никогда не спрашивал.

Затем в комнате поставили кушетку для Лесли, и его не интересовало, почему они, проспав столько лет в одной постели, должны теперь спать раздельно.

А спал Стрэнд почти все время. Никогда в жизни он так много не спал.

Однажды вечером, почувствовав себя лучше, он сказал Лесли, что каждый человек хотя бы однажды обязательно должен перенести сердечный приступ.

Жена рассмеялась. Она похудела, и на лице ее появились морщинки, которых он не замечал прежде.

Герберт Соломон прислал ему кассетный магнитофон и записи Бетховена, Брамса, Сезара Франка, а также песен в исполнении Джоан Баэз, Боба Дилана, а также некоего певца по имени Коэн. Но Стрэнд никогда не просил включить магнитофон.

Линда Робертс подарила ему большой альбом о странах Средиземноморья с роскошными фотографиями. Но он ни разу не раскрыл его.

Кэролайн сообщила, что сдала все экзамены вполне прилично. Но он далее не стал расспрашивать ее, какие именно были экзамены. А вот о человеке из Траскотта спросил.

— Да вроде бы все в порядке, — без особого энтузиазма в голосе ответила Кэролайн. — Два раза смотрел меня на беговой дорожке и фиксировал время. Обещал, что меня примут. И еще сказал, что должен переговорить с мистером Хейзеном. — Девочка пожала плечами. — Короче, все это не важно.

Он заметил, что и Кэролайн тоже похудела, личико осунулось, и еще ему показалось, что она часто плачет. Ему хотелось утешить дочку, но не было сил. Она сказала, что Александр и миссис Кертис шлют ему привет и наилучшие пожелания. И еще миссис Кертис прислала целую коробку домашнего печенья. Он ответил, чтоб она ела это печенье сама.

Джузеппе Джанелли прислал Стрэнду увеличенный снимок Элеонор. Дочь стояла на дюне в развевающемся на ветру голубом платье, закинув голову к небу, и смеялась, а ее босые ноги тонули в пучках сухой травы. К снимку прилагалась записка, которую Лесли прочитала мужу вслух: «В трудные времена полезно смотреть на что-то красивое. Лекарство для всех сердец». И подписался он весьма оригинально: «Ваш друг, скверный поэт и строитель-подрядчик Джузеппе».

— Он просто чудесный молодой человек, — заметила Лесли, поставив фотографию на бюро, так, чтобы Стрэнд мог видеть ее из постели. — Мы с ним несколько раз подолгу беседовали. Он просто без ума от Элеонор.

Время от времени Стрэнд рассеянно поглядывал на фотографию. Интересно, что же такое сказал тогда Джанелли его дочери, отчего она так радостно смеялась?

Иногда по ночам он слышал, как Лесли тихонько играла на рояле внизу, в гостиной. Он не знал, играла ли она для себя или там были слушатели. Хотел спросить, но, когда она вернулась в спальню, забыл.