к стене, как будто там кто-то скорчился – он увидел две белые руки!

Это были тонкие руки, похожие на руки женщины, и на одном из заостренных пальцев тускло поблескивал зеленый камень.

С его губ сорвался сдавленный смех; он знал, что его рассудок пошатнулся. Ибо эти две белые руки, которые теперь двигались вдоль стены, как будто они бочком пробирались в комнату, которую только что покинул Кеан, не были прикреплены ни к какому видимому телу; там были только две руки из слоновой кости… и ничего больше!

Кеан полностью осознал, что находится в смертельной опасности. Его полное подчинение силе воли Феррары было прервано телефонным звонком, но теперь атака возобновилась!

Руки исчезли.

Он слишком хорошо помнил ужасные подробности, связанные со смертью сэра Майкла Феррары, чтобы сомневаться в том, что эти тонкие руки были направлены на убийство.

До него донесся мягкий свистящий звук. Что-то на письменном столе было сдвинуто с места.

Удушающий шнур!

Разговаривая с отцом, он достал его из ящика стола, а когда выходил из комнаты, шнур лежал на промокательной бумаге.

Он отступил к входной двери.

Что-то промелькнуло мимо его лица, и он в безумной панике обернулся. Ужасные, бестелесные руки были в темноте между ним и выходом!

Смутно до него дошло, что этой угрозы можно избежать. Он был весь в ледяном поту.

Он опустил револьвер в карман и схватился руками за горло. Затем он начал ощупью пробираться к закрытой двери своей спальни.

Опустив левую руку, он начал нащупывать дверную ручку. Сделав это, он увидел – и познал главный ужас ночи – что сделал неверный ход. Он упустил свой последний, свой единственный шанс.

Призрачные руки, разделенные ярдом и держащие туго натянутый между ними шелковый шнур, быстро приближались к нему!

Он опустил голову и с диким криком помчался по коридору.

Туго натянутый шнур ударил его под подбородок.

Он отшатнулся назад.

Веревка была у него на горле!

– Боже! – задохнулся он и поднял руки.

Обезумев, он попытался сорвать смертоносную шелковую штуковину со своей шеи. Это было бесполезно. Стальная хватка крепко – и все крепче – сжимала ее вокруг шеи....

Отчаяние охватило его, и он почти смирился. Затем:

– Роб! Роб! Открой дверь!

Доктор Кеан был снаружи.

Пришла новая сила – и он знал, что это был последний атом, оставшийся ему. Снять веревку было по-человечески невозможно. Он опустил сведенные судорогой руки, огромным физическим усилием согнул тело и бросился вперед, на дверь.

Теперь защелка была прямо над его головой.

Он потянулся вверх … и был отброшен назад. Но пальцы его правой руки судорожно вцепились в ручку.

Даже когда эта нечеловеческая сила дернула его назад, он повернул ручку и упал.

Весь его вес висел на пальцах, сомкнувшихся вокруг медного диска в хватке, которую даже силы Тьмы не могли ослабить.

Дверь распахнулась, и Кеан отскочил вместе с ней.

Он безжизненной грудой рухнул на пол. Доктор Кеан перепрыгнул через него.

Когда он снова открыл глаза, он лежал в постели, а его отец промывал его воспаленное горло.

– Хорошо, мальчик! Слава Богу, никто не пострадал…

– Руки!

– Я вполне понимаю. Но я не видел никаких рук, кроме твоих собственных, Роб; и если бы дело дошло до расследования, я даже не смог бы поднять голос против вердикта о самоубийстве!

– Но я открыл дверь!

– Они бы сказали, что ты слишком поздно раскаялся в своем ужасном поступке. Хотя человеку почти невозможно задушить себя в таких условиях, в Англии нет присяжных, которые поверили бы, что это сделал Энтони Феррара.

Жрец Хортотеф

Столовая для завтрака в доме доктора Кеана на Хаф-Мун-стрит имела веселый вид, и это несмотря на мрачное утро; грозовые тучи низко нависли в небе, и издалека доносилось зловещее бормотание, предвещавшее надвигающуюся бурю.

Роберт Кеан стоял и смотрел в окно. Он думал о том дне в Оксфорде, когда под подобный аккомпанемент он стал свидетелем первой сцены в драме зла, в которой человек по имени Энтони Феррара играл главную роль.

Рассудок подсказывал ему, что развязки можно ожидать в любой момент; и какой-то инстинкт, который не принадлежал его разуму, также предупреждал его, что он и его отец, доктор Кеан, были сейчас накануне той последней, решающей битвы, которая должна определить победу добра над злом – или преобладания зла над добром. Дом доктора уже был захвачен сверхъестественными силами, направленными против них Энтони Феррарой. Выдающиеся пациенты, которые ежедневно стекались в кабинет знаменитого специалиста, которые были свидетелями его совершенного самообладания и находили утешение в его уверенности, зная, что это уверенность в силе, не подозревали, что болезнь, более серьезная, чем любая плотская, напала на врача, к которому они пришли за исцелением.

Угроза, ужасная и неестественная, нависла над этим домом, как сейчас над ним нависли грозовые тучи. Этот благоустроенный дом, такой современный, такой типичный для культуры и утонченности двадцатого века, не производил впечатления осажденного гарнизона; и все же дом доктора Кеана на Хаф-Мун-стрит был не чем иным, как укрепленной крепостью.

Со стороны Гайд-парка донесся отдаленный раскат грома. Роберт Кеан посмотрел на опускающееся небо, словно ища предзнаменования. Его глазам показалось, что мертвенно-бледное лицо, злобное как у дьявола, смотрит вниз из облаков.

В столовую вошла Майра Дюкен.

Он повернулся, чтобы поприветствовать ее, и, в качестве признанного любовника, собирался поцеловать соблазнительные губы, но заколебался и ограничился поцелуем ее руки. Внезапное чувство приличия овладело им; он подумал, что присутствие девушки под одной крышей с ним – хотя и продиктованное настоятельной необходимостью – может быть неверно истолковано ханжами. Д-р. Кеан решил, что пока Майра Дюкен должна жить под его собственной крышей, как в феодальные времена барон при первом намеке на приближающегося врага имел обыкновение созывать в стены замка тех, кого он считал своим долгом защищать. Неизвестная миру, в Лондоне бушевала грандиозная битва, внешние сооружения находились во владении врага – и теперь он был у самых их ворот.

Майра, хотя и была все еще бледна после недавней болезни, уже немного восстановила свежесть своей красоты, и в своем простом утреннем платье, когда она хлопотала за завтраком, она представляла собой довольно милую картину, и на нее приятно было смотреть. Роберт Кеан стоял рядом с ней, глядя ей в глаза, и она улыбнулась ему со счастливым удовлетворением, которое наполнило его новым желанием. Но:

– Тебе снова снился сон прошлой ночью? – спросил он голосом, который старался придать обыденности.

Майра кивнула, и ее лицо на мгновение