Шнур бандита

Когда Роберт Кеан повесил трубку и снова оказался отрезанным от внешнего мира, он с неподвластным ему ужасом осознал, как в этой тихой заводи, так близко к главному потоку, он все же был далек от человеческого общения.

Он вспомнил ночь, когда среди такой тишины, которая сейчас царила вокруг него, он стал объектом сверхъестественной демонстрации; как его рассудок, его жизнь подверглись нападению; как он бежал от толпящихся ужасов, которые были направлены против него его сверхъестественно одаренным врагом.

Было что-то очень пугающее в тишине двора – тишине, которая для других могла бы означать покой, но для Роберта Кеана означала угрозу. То, что план Феррары был направлен на его свободу, что его замысел должен был привести к задержанию его врага, в то время как он направлял свою деятельность в других направлениях, казалось правдоподобным, хотя и неадекватным. Тщательно спланированный инцидент в музее, в результате которого у констебля оказалась карточка Кеана; явная вероятность того, что детектив может постучать в его дверь в любой момент, с неизбежным результатом его задержания в ожидании расследования, сформировала цепочку, которая казалась завершенной, за исключением того, что Энтони Феррара был интриганом. Для другого человека набрать столько очков было бы заметной победой; для Феррары такая победа была бы тривиальной.

Что же тогда это значило? Отец рассказал ему, и жуткие события того вечера стали доказательством мудрости доктора Кеана. Таинственная и злая сила, которой управлял Энтони Феррара, была направлена на него!

Время от времени тихие звуки нарушали тишину, и он внимательно прислушивался к ним. Он жаждал приезда своего отца – сильного, спокойного совета единственного человека в Англии, способного справиться с Адской Тварью, поднявшейся среди них. В том, что он уже подвергался какому-то гипнотическому воздействию, он не мог сомневаться; и, однажды подвергшись этому влиянию, он мог в любой момент (это было ужасное размышление) снова стать его жертвой.

Кеан направил всю энергию своего разума на сопротивление; любой ценой следовало избегать нечетких размышлений, поскольку затуманенный мозг был более восприимчив к атаке, чем тот, который направлялся по четко упорядоченному каналу.

Часы отбивали час – он не знал, который час, да и не стремился узнать. Он чувствовал, что играет на рапирах с опытным противником, и что отвести взгляд, пусть даже на мгновение, значило подставить себя под смертельный удар.

Он не встал из-за стола, так что горела только настольная лампа, стоявшая на нем, и большая часть комнаты была в полутени. Шелковый шнур, свернутый змеей, был рядом с его левой рукой; револьвер был рядом с правой. Приглушенный рев уличного движения, уменьшившийся, поскольку час был поздний, достиг его ушей, пока он сидел. Но ничто не нарушало тишины двора, и ничто не нарушало тишины комнаты.

Заметки, которые он сделал днем в музее, все еще лежали перед ним раскрытыми, и он внезапно закрыл книгу, опасаясь чего-либо, рассчитанного на то, чтобы отвлечь его от настроения напряженного сопротивления. Его жизнь, и даже больше, чем его жизнь, зависела от того, сможет ли он успешно противостоять коварным силам, которые, вне всякого сомнения, незримо окружали этот освещенный стол.

Есть мужество, которое не является ни физическим, ни полностью моральным; мужество, которого часто недостает самому бесстрашному солдату. И это было то мужество, которое Роберт Кеан сейчас призвал себе на помощь. Исследователь оккультизма может невозмутимо столкнуться с ужасами, которые перевернули бы мозг многих людей, носящих звание героя; с другой стороны, сомнительно, что обладатель этого особого типа храбрости мог противостоять штыковой атаке. Отваги физического характера у Кеана было в избытке; отвагу того более утонченного рода он приобретал от растущей близости к ужасам Пограничья.

– Кто там?

Он произнес эти слова вслух, и жуткий звук его собственного голоса добавил новый ужас к окутывающим теням.

Сжимая в руке револьвер, он встал, но медленно и осторожно, чтобы его собственные движения не помешали ему услышать повторение того, что вызвало его тревогу. И что же вызвало эту тревогу?

Либо он снова стал жертвой странного обмана, который уже перенес его, хотя и не физически, с Флит-стрит в тайный храм Мейдума, либо своими материальными чувствами он уловил тихий стук в дверь своей комнаты.

Он знал, что его наружная дверь закрыта; он знал, что в его комнатах больше никого нет; и все же он слышал звук, похожий на стук костяшек пальцев по дверным панелям – закрытой двери комнаты, в которой он сидел!

Выпрямившись, он намеренно повернулся и посмотрел в ту сторону.

Свет, льющийся из-под абажура настольной лампы, почти не падал на дверь. Были отчетливо видны только края нижних панелей; верхняя часть двери была скрыта зеленоватой тенью.

Сосредоточенный, напряженный, он встал; затем двинулся в направлении выключателя, чтобы зажечь лампу, закрепленную над каминной полкой, и осветить всю комнату. Когда он сделал один шаг вперед… тихий стук повторился.

– Кто там?

На этот раз он выкрикнул эти слова громко, и повелительные нотки в его собственном голосе придали ему новую уверенность. Он подбежал к выключателю и нажал на него. Лампа не загорелась!

– Нить накала перегорела, – пробормотал он.

Его охватил ужас – ужас, сродни тому, который испытывают дети в темноте. Но он все же хорошо владел своими эмоциями; когда – не внезапно, как это бывает с гаснущей электрической лампой, а медленно, сверхъестественно, неестественно – настольная лампа погасла!

Темнота.... Кеан повернулся к окну. Ночь была безлунная, и со двора в комнату проникало недостаточно света.

В дверь трижды громко постучали.

При этом ужас не имел для Кеана более мрачного значения; он погрузился в его последние глубины; и теперь, подобно ныряльщику, он снова поднялся на поверхность.

Не обращая внимания на темноту, на кажущиеся сверхъестественными средства, с помощью которых она была вызвана, он распахнул дверь и выставил револьвер в коридор.

К ужасам он был готов – к какой-то ужасной форме, о которой мы читали в "Магусе". Но там ничего не было. Инстинктивно он смотрел прямо перед собой, как смотрит человек, ожидающий встречи с врагом-человеком. Но коридор был пуст. Там преобладал тусклый свет, проникавший через дверь с лестницы, но его было достаточно, чтобы обнаружить присутствие кого-либо или чего-либо, если бы кто-нибудь или что-нибудь присутствовало.

Кеан вышел из комнаты и уже собирался направиться к внешней двери. Мысль о бегстве была сильна в нем, потому что ни один человек не может бороться с невидимым; когда на уровне его глаз – прижавшись