Перед входом в столовую красовался молочно-белый «Опель». Олег обошел вокруг и заинтересованно спросил:

– Это чья машина?

– Руководителя полетов, на КП прятался, – ответил Василий.

– Официантки говорят, что рядом гараж, где стоит парочка бронемашин, – добавил Осип.

– Девочки наши или как?

– Из Прибалтики, совмещают бордель со столовой, – хохотнул Василий.

Симпатичная легковушка и недавняя продажа мотоцикла подкинули Олегу идею.

– Ребята, у вас найдется парочка приличных часов? Хочу летчику подарить, с меня должок.

– Держи. – Василий протянул грозди часов.

– Офицеры любят хвастать оружием. – С этими словами Осип добавил три никелированных «Вальтера».

Девицы из летной столовой щедро поделились термосами с кофе и какао, приволокли ящик французского коньяка и несколько упаковок доппайка для пилотов. Глянув на гору продуктов, летчик сразу заподозрил подвох и без обиняков заявил:

– Если хочешь отправить в Москву свой «Опель», то мой ответ нет.

Олег выложил на ящик коньяка гроздь часов с самолетиками на циферблате, добавил три никелированных «Вальтера» и спросил:

– Ты знаешь комполка Антохина Осипа Серафимовича? Легковушка ему в подарок.

– Знаком, в Финскую стояли на одном аэродроме. Ты его сын? – И тихо добавил: – Мы встречались на похоронах матери.

Олег приложил палец к губам и предупредил:

– Мы без фамилий.

– Для него возьму, крепкий пилот, его полк за неделю оставил финнов без истребителей.

Петр без лишних вопросов помог крутить ручную лебедку. Нос самолета приоткрыли на самую малость, чтоб «Опель» не зацепился крышей. Разведчики вытащили из-под колес стояночные колодки и встали перед кабиной. Пилот выглянул из форточки, что-то крикнул и добавил газ. Неуклюжий самолет неожиданно легко оторвался от земли, на бреющем прошел над озером и нырнул в облака.

– Я надеялся на нем улететь, – тихо сказал Петр.

– А я был в этом уверен, – так же тихо ответил Олег.

Летчик подтвердил неофициальное звание аса. В предрассветном небе расцвели сигнальные ракеты «я свой», и странный самолет покатил по бетонке аэродрома ЦАГИ. В тот же день комполка Антохин получил служебную телеграмму за подписью генерального конструктора, а ящик трофейного коньяка к вечеру был использован по назначению.

Дальнейшие события на аэродроме вблизи Минска стали известны из агентурного донесения, полученного по каналам НКВД[46]. Сверхсекретное донесение о бунте старослужащих легло на стол Гиммлера. Незамедлительно последовал приказ: «Всех причастных строго покарать! Воинскую часть расформировать, подозрительных отправить в штрафные роты, остальных распределить по гарнизонам на островах Средиземного моря. Факт бунта и результаты его расследования скрыть от командования Вермахта».

Расследование поручили руководству СД[47], которое в свою очередь привлекло гестапо и СС. Разношерстная команда прибыла только к вечеру, солдат и офицеров согнали в казармы и приступили к допросам. Первым делом взялись за проституток, которые охотно подтвердили все, что знают и не знают. Затем взялись за старослужащих. К приезду высокого начальства из Берлина зачинщики и исполнители во всем признались, осталось лишь подписать приговор.

Вот тут и случился казус: к утру батареи центрального отопления стали ледяными, а кочегары исчезли из котельной. Второй круг допросов коснулся шоферов из батальона аэродромного обслуживания, один из которых чистосердечно покаялся в содеянном. До этого о самолете никто не вспоминал, он числился в ведомстве Абвера, а тут на тарелочке жареный факт. К событиям причастны партизаны!

Новые допросы выявили связь с местным населением. По вечерам офицеры и солдаты уходили в соседнюю деревню. Вот они – затаившиеся предатели и организаторы! Перед расстрельной командой в одной шеренге стояли проститутки, старослужащие и честный шофер. Уличенных в связях с партизанами офицеров прилюдно повесили. Прочие, независимо от званий и заслуг, пополнили ряды штрафных рот.

Разведчикам все это еще предстоит узнать, сейчас они синхронно раскачиваются в тесном железном кузове. В кинофильмах о войне в роли немецких бронетранспортеров привычно выступают советские послевоенные образцы. Олег это знал, но не представлял себе тот ужас, на котором реально ездили немцы. Впереди колеса, сзади съемные гусеницы, рев двигателя заглушит любой танк. Зловредная техника не желала поворачивать, а руль норовил вырваться из рук. Он молитвенно посмотрел на Моряка и попросил:

– Больше не могу, надо передохнуть от этого полугусеничного чудовища.

– Можно, – глянув на спидометр, разрешил командир, – прокатились две сотни километров, и хватит. Дальше ножками потопаем.

Олег свернул к обрыву, под которым пугало черной водой идеально круглое озеро. Чудо немецкой военной техники булькнуло на глубину, а центр озера вспух от множества больших пузырьков. Место единодушно признали нехорошим, отряд прошел дальше и остановился у веселого ручейка. Моряк покосился на Олега и громогласно объявил:

– Отряду трехсуточный отдых! Петр, бери четырех добровольцев и без мяса не возвращайся!

Объявленный отдых по факту таковым не получился. Уже на следующий день разведка маханула за двадцать километров и вернулась с трофейным гужевым транспортом. Вот лошадям дали отдохнуть, после чего начался поход на север. Шли лесными дорогами, обходя даже крошечные деревушки. Наконец вышли на берег широкой реки, и Моряк сделал новое объявление:

– За рекой начинается Пруссия, именно так называют в Рейхе республики советской Прибалтики.

Вперед вышел Лейтенант:

– Население разделено на немцев и неграждан. Закон требует разговаривать в общественных местах только на немецком языке. За нарушение – расстрел.

– Полиция и прочие государственные должности заняты прибалтийскими немцами, поэтому не вздумайте с ними шутить, – добавил Моряк.

– На тарабарском можно говорить? – поднял руку Николай.

– Нужно, и только на нем. Тихой скороговоркой, не поднимая головы и не глядя на окружающих. Мы все из Тюрингии и говорим на своем диалекте.

– Завтра выйдем к паромной переправе, и вы становитесь моими вассалами. Любое действие с моего разрешения, обращаться только «герр лейтенант».

Утро началось с маскарада, «герр лейтенант» облачился в форму военного летчика без погон и петлиц. В левую штанину засунули палку и прибинтовали к ноге, в сапог под пятку подложили резиновую игрушку со свистом. Вторую палку прибинтовали к левой руке и завершили имитацию коричневой перчаткой. В результате получился натуральный инвалид войны.