Но почему-то, когда я поднялся, то перестал слышать, что происходило вокруг. В лесу вдруг стало тихо-тихо, точно в этом мире и не было никаких звуков. Я остановился и присмотрелся к направлению ветра, глядя на колышущуюся траву. Внезапно передо мной промелькнула тень, быстрая, как порыв ветра. Я перевел дыхание и погнался за ней так быстро, будто почти держал свое сердце в руках. Не знаю, сколько времени прошло, когда тень вдруг остановилась и громко крикнула в мою сторону.

Этот внезапный крик так напугал меня, что я замер на месте. Ощущение было такое же, когда думаешь, что смотришь видео без звука, и вдруг звук врубается на всю громкость. Передо мной стоял мужчина. Он смотрел прямо на меня, ветер раздувал его вьющиеся лозой волосы.

Вдруг мужчина открыл рот и заговорил… Я не знаю, можно ли сказать, что он открыл рот, ведь рот у него вообще не двигался, зато слова его я слышал совершенно отчетливо:

– Мальчик, никакого кабана тебе не догнать, не суждено тебе стать хорошим охотником.

– А что же мне делать?

– А что ты можешь? – задал он встречный вопрос. Я заметил, что его глаза были не такими, как у нас, даже не слишком-то и на глаза были похожи. Они были сложены из бесчисленных глаз: глаз облаков, гор, рек, жаворонков и горных мунтжаков, – это были глаза, составленные из разных глаз. Я набрался духу и присмотрелся: внутри каждого глаза как будто открывался отдельный пейзаж, и все эти пейзажи составляли такую огромную панораму. Ничего подобного я никогда раньше не видел.

– Что ты можешь?

Тут подул ветер, и все звуки вернулись вместе с ветром. Я увидел, что стою на крутом обрыве, все равно что горный козел. Было ощущение, что я оказался на острове: небо цвета имбирной лилии простиралось вдаль, внизу виднелись темно-зеленые деревья и реки.

Потом я узнал, что все охотничьи отряды разыскивали меня, потому что с отцом случилась беда. Ружье дяди случайно выстрелило, попав отцу в правый глаз. Глаз разнесло так, что в голове образовалась дыра. Смерть наступила не сразу. На третий день он вдруг вытащил изо рта дыхательную трубку и подозвал меня и старшего брата. Мы подошли к больничной койке, и он спросил меня:

– Куда ты пропал в тот день?

– Я не знаю.

– Его нашли на краю пропасти, он стоял как вкопанный, – ответил брат.

Отец показал на брата:

– Ты будешь учиться и станешь охотником бунун. – Потом показал на меня: – А ты не можешь быть охотником, потому что попал в ухо горного козла.

– А что же мне делать? – спросил я.

– Будешь человеком, который понимает горы. – Голос отца становился все приглушеннее, из выбитого пулей правого глаза опять пошла кровь, медленно просачиваясь сквозь марлю и вытекая наружу. Он начал терять сознание. Брат нажал на звонок перед койкой, медсестра поспешила за доктором. Отец еще семь суток пролежал, почти не приходя в сознание, и умер.

Я так и не рассказал ему, что видел мужчину с очень необычными глазами. Я подумал, что лучше не говорить. А потом глаза моего отца закрылись навсегда.

Позднее, когда я ходил на охоту, всякий раз меня находили стоящим в беспамятстве на краю обрыва. Со временем меня перестали брать на охоту. Хорошо еще, что учился я неплохо, и в конце концов уехал на запад Тайваня учиться в университете. Кстати, а ты видел этот головной убор? Мне он очень нравится. Тут сверху перья, это перья бамбуковой куропатки. Отец, когда выбирал мне имя, поймал бамбуковую куропатку, накормил меня ее мясом, и оставил перья мне на память. Может, это самое дорогое, что у меня есть.

Когда Сяо Ми уехала, я вернулся в селение и стал помогать Анý в Лесной церкви. Может быть, так я потихоньку начну понимать горы. Сейчас мне просто кажется, что перво-наперво надо сохранить горы вот такими. Чтобы ни рубцов вырытых дорог, ни туннелей, чтобы остались горы, по которым могут скакать горные козлы и бегать олени и кабаны.

Уже какой день жара стоит страшная. Вчера я ехал по шоссе вдоль побережья и смотрел на горы. Похоже на то, что немало деревьев пожгло фёновым ветром. «Если море нездорово, то и горы не будут здоровыми». В детстве отец брал меня купаться на пляж, и как-то сказал мне об этом, держа мою пипиську.

«Седьмой Сисúд» я открыла, потому что мне хотелось иметь свой дом, и чтобы окна в доме выходили на все четыре стороны. Потому что я боюсь домов без окон.

Мы, амúс, очень серьезно относимся к жилищу, для нас дом – это место, где живут духи. Так получилось, что я и инá долго скитались в городах, где дома строят как попало, так что когда я заработала достаточно денег, то первым делом решила отправиться к морю и построить свой собственный дом.

Помню, когда начала строить «Седьмой Сисúд», Алиса со своим мужем как раз начали строить свой дом. Так что Дом на море и «Седьмой Сисúд» появились на свет вместе. Их дом был очень необычным, я таких никогда не видела: на крыше солнечные панели, а конструкция так вообще – ничего подобного в здешних местах нету. Хотя у меня в селении не было ни одного близкого друга, но когда строила дом, то мне все приходили помогать. Ты помнишь? Как построили, даже устроили митсумуд, ты тоже приходил, да? Помог мне зарезать ту свинью, которую подарила семья А-жуна. Вот как время летит.

Ничего, если я про Сяо Ми, ты извини, ладно? Ага. Я про нее спрашиваю, потому что слушала, как ты про нее говорил, и вспомнила, что сама ведь тоже делала ту же работу, что и она. Так что я, может быть, более-менее понимаю, что чувствовала Сяо Ми. Тем более когда я работала, может, она где-то рядом работала в таких же маленьких комнатках, переходила от одной комнатки к другой. Ты понимаешь? Самое невыносимое в этой работе, это когда ты подходишь к двери комнаты и стучишься, и абсолютно не знаешь, что за мужик там за дверью. Даже если какой-нибудь противный клиент, которого ты терпеть не можешь, ему отказать нельзя. Постучал в дверь, дверь открылась, и с незнакомым человеком в этой комнате торчишь целый час.

В то время я очень дружила с одной сестричкой, ее звали Сяо Най. Она мне говорила, что надо вести себя как настоящая массажистка, и не думать о том, что занимаешься «темными делишками». Мол, у мужиков, которые приходят сюда, ну точно в одном месте что-нибудь болит. Мы клиентам помогаем, спрашиваем, на что обратить внимание, то есть где посильнее помассировать. В тех местах, когда начинаешь их трогать… как будто кто-то живет внутри. Сяо Най говорила, если делаешь массаж как следует, сначала клиентам больно, но постепенно они расслабляются, некоторые засыпают, некоторые начинают языком чесать, рассказывают о своих проблемах. И если в это время отвечать понежнее, то клиенты обычно не будут просить еще чего-то сверх этого, потому что вместо сексуального удовлетворения получают какое-то другое.

Но все равно всяких неприятных клиентов хватало. У некоторых в одном месте болит, а если не хочешь трогать его или чтобы он тебя трогал, то ничего хорошего не жди. Некоторые даже скандалы устраивали. Бывает, массаж и наполовину не закончен, а тут как раз его жена или девушка звонит. Делаешь вид, что не слышишь, что он им говорит, но настроение уже не то. Некоторые клиенты, когда время вышло, сами так и не «выпустили пар», – потом платили половину и так и уходили. А некоторые шли на первый этаж платить, швыряли деньги и тут же прыгали в такси, а кассир как начнет деньги считать – там и половины не хватает. Были и такие, которые потом звонили в салон и по телефону начинали приставать.