– Вы сильный человек, адмирал, – кивнул Котов.

– Вы не все еще знаете, адмирал, – вставил Сидорин. – Целью диверсии было поссорить французов и нас. А еще сорвать начало мирных переговоров в Женеве между правительством Асада и представителями вооруженной оппозиции. Много всяких неприятных последствий могло бы быть. И я думаю, что мой Котов появился вовремя, потому что сепаратисты не стали бы уговаривать вас до бесконечности. Они бы просто снова одели кого-то в ваш мундир и взорвали.

– Я хотел отблагодарить вас, Борис, – тепло посмотрел на русского капитана Назими. – Вы в какой-то мере помогли моей дочери, она без вас могла погибнуть. Французы насчитали на этой базе в горах четырнадцать трупов. Вы – молодец, настоящий солдат.

– Пятнадцать, – поправил Котов.

– Что?

– Не важно, – улыбнулся капитан.

– Так вот, Борис, я хотел бы сделать вам подарок. На память, как офицер офицеру. Примите и храните его как символ нашей дружбы, воинской дружбы, как символ дружбы наших стран. Достань, Мариам.

Девушка поднялась и подошла к тумбочке, на которую показал отец. Выдвинула ящик и достала офицерский морской кортик с серебряными накладками на ножнах. Подав его отцу, она отошла в сторону.

– Возьми, капитан. От меня!

Котов встал, одернул одежду и подошел к адмиралу. Принял кортик двумя руками, посмотрел на него и сказал:

– Восемнадцать ноль девять. – Выдвинув клинок из ножен, посмотрел на номер, выбитый на лезвии возле самого перекрестья – «1809», и добавил: – Спасибо, адмирал. Я сохраню его на память о вас и вашей стране.

Рука контр-адмирала Халида аль-Назими сжала ладонь русского капитана Бориса Котова.