– Но я должен управлять твоими действиями, – голос обиженный, будто у ребенка. – Я – капитан команды. Я должен вести тебя…

– Это не игра, ёб твою мать! Здесь нет ни команды, ни капитана. Если ты не перестанешь вмешиваться, мы просто спалимся.

Пауза. Мирон слушает своё дыхание, на которое, далёким эхом, накладывается дыхание Платона.

– Попрошу не оскорблять нашу мать, – наконец говорит брат. – Она здесь совершенно ни при чём.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Он прижимается лбом к гладкой поверхности двери, закрывает глаза и начинает вспоминать расходящиеся последовательности. Простые числа Фибоначчи уже не помогают.

Платон переволновался. Перегорел. Слетел с катушек – или, как называли такое состояние врачи, впал в детство. От чрезмерного напряжения он перестал видеть берега. Отличать реальность от вымысла.

Сейчас он легко мог вообразить себя Зеленым Фонарём, Мастером Йодой или Серебряным Серфером. И самое ужасное: эта воображаемая реальность для него и была главной.

Как знать, может сейчас он воображает себя Бенджи, страхующим Итана Ханта по радио…

– Платон, послушай, – Мирон успокоился, насколько это возможно. – Ты должен мне помочь. Без тебя ничего не получится. Ты меня понимаешь?

– Именно это я и пытаюсь тебе объяснить.

– Отлично. Тогда ты должен сделать вот что… – глубокий вдох. – Ты должен отвлечь камеры. Все камеры в здании. Сможешь?

– Конечно. Но…

– Записи с камер должны показать, что Амели Карамазова с Ясунаро вышли из туалета, проследовали к лимузину, который ждет на улице и уехали в отель. Понимаешь?

– Сгенерировать подвижную картинку, органично вписать её в общую схему наблюдения и наложить на все записи с камер, расположенных на пути к выходу?

– Да.

– Уже сделано. Это же мой план, помнишь?

– Прекрасно, – сердце немного отпустило. Значит, Платон ещё в себе. Просто чуток расслабился. – Но еще ты должен сделать так, чтобы нас с Мелетой не было видно ни на одной из камер, пока мы идём к твоей лаборатории. Двойной сигнал.

– Собственно, этим я сейчас и занимаюсь, – голос укоризненный. Будто Мирон сморозил глупость. – Программа-стиратель уже запущена. Когда вы выйдете из туалета, ни одна камера вас не увидит.

Мирон вздыхает с облегчением. Если Платон обещает что-то сделать, то делает.

– Но как вы пройдете мимо роботов-охранников? – вдруг тон капризного ребенка вернулся. – Я думал, что буду предупреждать тебя об опасности. Говорить, когда нужно замереть, а когда двигаться быстрее…

Сердце вновь даёт сбой. Если братец упрётся, можно открывать ближайшее окно и сигать в пропасть.

– Тебе ведь знакомы последние исследования скорости человеческих реакций? – спрашивает иезуитским тоном Мирон.

– Конечно знакомы, но продолжай.

– Значит, ты в курсе, что человек гораздо быстрее реагирует на опасность, если видит её своими глазами. Нежели когда слышит о таковой из чужих уст?

– Ты хочешь сказать…

– Чтобы реагировать быстро, я сам должен видеть, что делается вокруг. И для этого нужно, чтобы ты вернул функционирование Плюсов к первичной схеме. Ведь это логично, не так ли?

– Да. Это логично.

Мирон вытирает пот, ручьём льющий по щекам и расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке. Вингсъют, плотно облегающий тело, в данный момент вовсе не прибавляет комфорта. На самом деле, Мирон чувствует себя засунутым в плотный презерватив, обмотанный шерстяным одеялом.

– Обещаешь не вмешиваться до конце рейда? – спрашивает он.

– Но…

– ОБЕЩАЕШЬ?

– Да. Я обещаю.

Всё. Миссия выполнена.

– Славно поболтали?

Из соседней кабинки, проскользнув под перегородкой, появляется Мелета. Она избавилась от очков, парика и плаща. На ногах, вместо неудобных шпилек, мягкие бесшумные тапочки. Тело, затянутое в вингсъют, кажется тонким, почти невесомым.

Мирон с удовольствием сдирает с себя пиджак, галстук, рубашку и брюки. Снимает ботинки – еще одни лёгкие тапочки подаёт Мелета, достав их из дамской сумочки.

Оставшись в прилегающем к коже вингсъюте, он чувствует себя червяком, по ошибке выползшим из кокона бабочки…

Спрятав ненужную одежду за панель вентиляции, они выходят.

В коридоре, выстеленном пушистым ковром цвета подсохшей овсянки, пусто. В этом Мирон убедился, когда вернулись прежние функции Плюсов.

Уходящие вдаль прямоугольники дверей, над ними, под потолком, ряд неярких светильников. В каждый встроена крошечная видеокамера…

Мигает плотный строй тревожно-красных строчек, но Мирон уверенно идёт мимо них. На Платона можно положиться: если тот обещал отвести глаза камерам, то сделает.

Перед выходом из туалета он натягивает капюшон. До самого подбородка. На уровне глаз и носа – прозрачные мембраны.

Стэллс, мать её, технология, – думает он. – Встанешь к стене, и тебя никто не заметит. Теперь я точно похож на презерватив… Или на человека-паука, с его обтянутыми лайкрой тощими лодыжками.

– Программа, – зовёт Мирон одними губами.

– Слушаю, – голос бестелесный, призрачный, отдаётся лёгкой дрожью в костях черепа.

– Мне нужна карта всего здания. Хотя нет. Отбой. Просто найди оптимальный путь отсюда к лаборатории Платона. Надеюсь, ты знаешь, где это.

– Определяю… Готово, – перед глазами вспыхивает зеленый курсор. – Следуйте за стрелкой и путь займёт около пятидесяти минут.

– Почему так долго?

– Через двадцать минут начнётся пересменка. Служащие покинут офисы, на их место придут другие. Вас не должны видеть.

– Это и так понятно. Но где мы спрячемся?

Новая картинка. Узкий коридор, на вид – сантиметров пятидесяти в диаметре…

– Шахта линии доставки на сто сороковом этаже.

– Но в шахтах доставки то и дело снуют дроны, – возражает Мирон.

Торчать в тесной трубе линии доставки, когда адреналин брызжет из ушей, кажется немыслимым.

– При строительстве произошла ошибка: чертежи дублировались. Это запасной отвод, о котором никто не помнит. Вам придётся провести в нём тридцать минут.

– Окей…

Было дико двигаться по абсолютно пустому и бесшумному коридору, зная что здание под завязку набито служащими. Железная дисциплина. Каждый человек – пешка на строго отведенной позиции. Что они делают за этими закрытыми, крепкими на вид дверьми?

Подмывает распахнуть одну из них и крикнуть… Что? Пожар! Землетрясение! В здании бомба…