— Я не сделаю тебе больно. Клянусь… Я никогда не причиню тебе вреда. Только скажи, и я остановлюсь. — Шепчет Игнат, поглаживая пальцами мою скулу. Я чувствую его возбуждение, я вижу, что он на грани, но он контролирует себя.

И да, я верю ему — он остановится. Он сможет. Он не обидит меня. Никогда не обидит.

Если не он, то никто. Я хочу его. Я хочу. Пусть он будет моим первым. Настоящим. Единственным. Любимым. Это может быть только он. Только он может победить чудовище.

С меня хватит. Хватит с меня страхов. Они больше не будут управлять моей жизнью. Я больше не боюсь.

Вдохнув в легкие побольше воздуха, я смотрю в его полные беспокойства, любви и нежности глаза. В его потрясающие, Господи, глаза. И приказываю своему телу расслабиться. А с выдохом обхватываю руками затылок Игната и сама притягиваю к себе.

Несколько секунд Игнат еще медлит, то ли сомневаясь, то ли пытаясь убедиться в моей решимости. Но после порывисто наклоняется и впивается в мои губы яростно, жадно, нетерпеливо. И ни сомнениям, ни страхам больше не остается места.

Я запускаю руки под его футболку и быстро стягиваю через голову. Затем так же быстро расправляюсь со штанами.

Эрекция пугающей величины заставляет мое дыхание на секунду застрять в горле, но я больше не медлю. Сама притягиваю Игната, вцепившись в его плечи ногтями, сама направляю его в себя.

И все становится как надо. Тесно, наполненно, немного болезненно, но так мощно, до слепящих золотых вспышек в глазах, до спертого дыхания, до безумия и щемящей нежности в скрещенных взглядах.

Все так и должно было произойти. Вот так после тяжелой тренировки, в этом пропахшем потом зале, на старом скрипучем тренерском столе. Не в мягкой шелковой постели, усыпанной лепестками роз. Не медленно и нежно. А вот так, быстро, ярко, мощно, глубоко, неистово. Так, что даже после, спустя минуты, все внутри дрожит и переворачивается, запутывается узлами забытых, похороненных заживо, и еще неведомых мне ощущений.

Это освобождение.

Игнат шумно дышит, пытаясь выровнять дыхание, гладит рукой мой затылок, прижимаясь губами к моему виску. Я поднимаю голову и смотрю на него. Господи, до чего же он красив с этой убийственной нежностью в синих глазах. До чего же он прекрасен, когда смотрит на меня таким взглядом. Взглядом, говорящим красноречивее любых слов. Я благодарно целую его в уголок рта, прикрывая глаза от блаженства, что подарил мне наконец накрывший мое тело тихий покой.

Я не знаю, как долго мы сидим вот так, сплетенные руками, телами и душами, слушая уже успокоившиеся ритмы наших сердец, наслаждаясь близостью и такими новыми, тягуче-сладкими чувствами. Я отстраняюсь лишь, когда чувствую, что жар тела испаряется, и я начинаю замерзать.

Не говоря друг другу ни слова, мы одеваемся, сгребаем вещи каждый в свою сумку, и покидаем зал. Мы оба молчим, хотя нам наверное есть что обсудить, но говорить не хочется. Не сговариваясь, Игнат отправляется вместе со мной в сторону моего дома, провожает меня, мы держимся за руки и изредка бросаем друг на друга неуклюжие застенчивые взгляды.

С неба белыми крупными хлопьями падает снег, холод пробирается за ворот куртки, мороз опаляет щеки и наши руки, но нам тепло, мы словно находимся в каком-то своем мире, где нет места плохой погоде, дурному настроению, и ненужным словам. Нам просто хорошо. Здесь и сейчас. Вдвоем. И больше ничего не имеет значения.

Дойдя до подъезда, Игнат разворачивает меня к себе и обхватывает лицо руками. Целует нежно, с оттяжкой, вызывая вихрь мурашек своей близостью. И в моей груди разливается что-то такое восторженно горячее, настолько сильное, что я закрываю глаза.

— Не бросай меня. — Шепчу я в его губы едва слышно, скорее даже не ему, а себе, про себя. Потому что не знаю, даже представить не могу, как мне теперь быть без него.

— Не брошу. — Так же тихо отвечает Игнат. — Никогда не брошу. Обещаю.

Я улыбаюсь, наслаждаясь его словами, без сомнений веря каждому его слову. Утыкаюсь носом в его шею, вдыхаю его запах, терпкий, мужской. И мне не хочется двигаться с места, так мне хорошо в данный момент. Но в моем кармане снова звонит телефон, и я точно знаю, что это мама, она звонит уже в третий раз, переживая о том, что я задерживаюсь.

— Я должна идти. — Нехотя оторвавшись от парня, с сожалением произношу я.

— Угу. — Подтверждает Игнат. — Увидимся завтра?

На моем лице расцветает широкая улыбка. Я надеялась, что он предложит, не станет ждать следующей тренировки и захочет увидеться раньше. Я улыбнулась и кивнула. Открыла дверь, вошла в подъезд, и не отрывала взгляда от синих глаз напротив, до последнего, до тех пор пока тяжелая металлическая дверь не разорвала наши скрещенные взгляды.

Я медленно поднималась по ступенькам, на моем лице еще играла счастливая улыбка, когда поднявшись на второй лестничный пролет, я вдруг услышала запах. Запах, от которого каждый волосок на моем теле мгновенно встал дыбом, а улыбка тут же сползла с лица.

Знакомый запах Парламента. До боли знакомый. Знакомый до рези в воспаленных глазах, до сорванных голосовых связок, до адской агонии в каждой клетке тела.

Резкий приступ тошноты чуть не согнул меня пополам. Я сглотнула вставший поперек горла ком и приказала себе успокоиться. Нет, нет, ты ошибаешься. Мало ли людей курит Парламент. Все нормально. Это ни о чем не говорит. Это всего лишь запах. Всего лишь сигаретный дым.

Но я не ошибалась. Я еще не понимала, но тело знало. Оно знало все. Стоило моим легким наполниться ядовитым запахом, как оно все поняло. И тут же воспроизвело спрятанные глубоко в памяти жуткие подробности. Каждый звук, движение, слово, каждую маленькую деталь. Мое тело все понимало и всё помнило, и в моих глазах уже плыло и плясали черные точки, когда я подняла взгляд и увидела стоящего на пролет выше человека. Мне не нужно было смотреть в его лицо, достаточно было взглянуть на тонкие пальцы, между которыми была зажата сигарета.

Эти пальцы мое тело помнило лучше всего. Это были пальцы Стаса.

— Ну здравствуй, красавица. — Протягивает Стас, медленной кошачьей поступью спускаясь вниз по ступенькам. — Ты прекрасно выглядишь. Как всегда.

Когда он оказывается рядом, я с трудом, но заставляю себя поднять глаза. Он выглядит совсем иначе. Худой, иссушенный. Ввалившиеся щеки, под нижними веками густые тёмные росчерки истощения. Волосы стали длиннее и лежат непривычно. Правую бровь рассекает толстый шрам с ровными краями, похоже от ножа. На лице нечитаемое выражение, но взгляд такой мрачный, темный и глубокий, будто я заглядываю в колодец, где нет конца и края.

Я стою не шевелясь, мне кажется, словно у меня резко подскочила температура, меня знобит, колотит, мышцы ног сводит судорогой и я не знаю, как мне удается устоять. В горле пересохло, его буквально парализовало, язык точно онемел, прилип к небу, и если потребуется, я вряд ли смогу закричать.