Это стало событием не только для меня и РАМТа, но и для всей театральной Москвы.

Через несколько лет “Берег утопии” поставили японцы, и в Японии Стоппарду дали орден (у нас, естественно, до этого не додумались, хотя трилогия – про Россию). Так он решил лететь за ним сначала рейсом Лондон – Москва, потом ехать поездом Москва – Владивосток, а оттуда снова самолетом добираться до Токио. Поехал как “простой бизнесмен”, один в двухместном купе и страшно удивлялся, почему в Англии на такое решение реагировали: “О, как интересно”, а в России – “Вы что, с ума сошли?”

Я провожал Стоппарда на этот поезд. Встречает нас проводница необъятных размеров. Я ей объясняю, дескать, едет знаменитый писатель, языка не знает, помогите ему. А она как хлопнет его по плечу, чтоб, значит, не робел.

Проводница всю дорогу присылала мне смс, отчитывалась: “Проехали Читу”. И Стоппард присылал новости, дико смешные: “Все очень хорошо, но нет горячей воды, и еда так себе”.

При этом ему больше семидесяти лет. Вот откуда такой интерес? Зачем пять лет сидеть в библиотеке, основанной Диккенсом, и готовиться там к “Берегу утопии”? Наверное, Стоппард получал знания, а получив их, становился свободен в игре со временем и с пространством.

Том никогда не выказывает интеллектуального превосходства, не демонстрирует уровень, не в его манере давить или унижать. Потом он как-то сказал, что про себя называл меня “дядей (uncle) Алексеем”. Наверное, по ассоциации с дядей Ваней.

Когда он приехал, сестра моя, Наташа Николаева, ее муж Леня и сыновья Саша и Вася придумали поставить у них в саду в Крекшине столы и пригласить в гости всех, кто занят в “Береге утопии”. У них там красиво, и сделали они все замечательно, и погода была прекрасная – солнечная, ясная. И все были тогда такими радостными, счастливыми. Такой был замечательный день…

Мы подружились. Стоппарду понравился спектакль. Более всего он был поражен публикой, реакцией зрителя. Не скрывая потрясения, говорил об этом. Находясь на том берегу (как Герцен, который написал “С того берега”), Стоппард как-то понял то, что оказалось близко русскому зрителю, который реагирует на этот спектакль не только как на свое историческое прошлое.

Встреча со Стоппардом – одно из потрясений моей жизни. Это человек, находящийся на очень высоком интеллектуальном уровне, уникально талантливый. С определенными критериями оценки жизни, очень острыми, в чем-то резкими. Он очень жесткий человек в понимании ценностей: свобода личности – его главный пункт.

Стоппард необыкновенно образован и очень живо всем интересуется. Например, ему важно было съездить в Ясную Поляну. Мы с Аркадием Островским его сопровождали. И в Музей Герцена на Сивцевом Вражке мы попали впервые благодаря ему. Он там бывал и прежде, а мы – нет. Вот стыдоба. На двухсотлетие Герцена заведующая Домом-музеем Ирена Александровна Желвакова, с которой мы подружились, собрала практически всех его потомков, около шестидесяти человек из всех стран. Прекрасный получился вечер. А на следующий день многие из них пришли к нам на “Берег утопии”.

Та же история с поездкой в Прямухино, в родовую усадьбу Бакуниных. Стоппард уже был там, а во время репетиций мы поехали туда вместе на автобусе, и артисты приколачивали таблички, которые приготовили заранее, с надписями: “Скамейка Тургенева”, “Дуб Белинского”, вместе ели вкуснейший борщ (нам наварили огромный котел).

Директор музея Сергей Корнилов был недоволен тем, что в пьесе, по его мнению, Бакунин изображен излишне шаржированно. Однако на нас не сердился, человек заводной, с юмором.

Попали там под страшный ливень, промокли до нитки. А Стоппард ходил радостный.

Стоппард прекрасно знает историю и литературу и настолько же хорошо знает театр! Причем любит сам творческий процесс, ему нравилось просто приходить на репетиции. Когда одновременно ставились спектакли в Нью-Йорке и в Москве, он летал и туда, и сюда.

В репетиции Стоппард не вмешивался. Очень деликатно мне потом говорил два-три слова – умные и уместные. Я благодарен ему за это. Перед выпуском мы с ним и Аркадием ночью в гостинице разговаривали подолгу. Том делал подробные замечания. Его очень волновало, как сегодня отзовутся идеи его героев в нашем зрительном зале, очень интересовала наша сегодняшняя ситуация: социальные перемены и устойчивость этих перемен.

Он, всю жизнь боровшийся с консерватизмом, говорит теперь, что предпочитает консерватизм старомодному авангарду. Парадоксальное суждение: если перемены становятся устойчивыми, считай, дело плохо – застой.

Стоппарда когда-то поразил отказ Белинского остаться в Европе и в пьесе он объяснил: только в России у неистового Виссариона были настоящие читатели. В Европе он мог писать что захочет, но отклика на свои писания не чувствовал бы, а в России он был властителем дум, студенты выстраивались в огромные очереди, чтобы купить журнал с его статьей.

Представьте, увидев реакцию зрителей на премьере спектакля в РАМТе, Стоппард был счастлив. Он понял, что мы и сегодня слышим его героев, что в нас неистребимы любовь к свободе и дух сопротивления.

Главная тема пьесы очень русская – поиск смысла существования. В этом поиске люди бьются насмерть. Вторая важная тема – утопия, с которой мы живем.

Дьявол и Бог, свет и тьма, дух человеческий, свобода в несвободных обстоятельствах – главные темы в искусстве.

Возможно, мои слова наивны (хотя я в них подобного настроения не вкладываю), возможно, они идут от представлений об СССР, с которыми мы жили в Китае, но я считаю, что мечта освобождает человека, делает его жизнь осмысленной. У человека должна быть мечта, пусть утопическая, но мечта, к которой он идет всю жизнь. Его путь к мечте – путь сквозь ветер и ураган.

Это движение к чему-то, пусть даже несбыточному, дает нам возможность оставаться людьми. Ассоль должна ждать алые паруса. Даже если знает, что они не приплывут. Если не будет алых парусов, не будет берега утопии, какой смысл во всем? Для чего мы существуем? Мечта о театре – тоже “берег утопии”. Я абсолютный утопист.

Тема нашего театра – движение к мечте вопреки обстоятельствам. Стремление без финальной награды. Именно в этом проявляется сила личности

Из пестрой мозаики сюжетов выплыл основной – свобода выбора, путь человека между утопией и цинизмом. Мы сознаем, что счастье невозможно, и все же к нему стремимся. Алых парусов нет, но мы их ждем. Цинизм не может уничтожить высокое, духовное напряжение жизни. В театре добро – правда. Внутреннюю свободу мы обретем, когда соединим эти два понятия.

Нельзя без конца человеку говорить, что он ничтожен. Надо понимать, что – при всех сложностях и трагических противоречиях – он способен создать нечто гигантское, как Микеланджело или Леонардо да Винчи, Гендель или Чайковский. А это значит, что сила человеческих возможностей заложена и в тех, кто проживает не такую заметную, скромную жизнь.