От себя Маргарита Григорьевна приписала: “Это о вас”.

А тут, в работе над “Вишневым садом”, она меня упрекала: “В этой роли вы как режиссер для меня ничего не сделали, кроме финала”. В финале Шарлотта подходила к краю сцены, смотрела в пустой зрительный зал, будто в последний раз видела вишневый сад. В эту минуту появлялся Симеонов-Пищик и, прощаясь со всеми, словно обращался к ней. Забыть, как, оторвавшись от вишневого сада, Куприянова смотрела на этого конкретного Симеонова-Пищика, невозможно! Кстати, хорошо помню, что стал воспринимать персонажей как родных, когда понял, что они – Люба, Леня… Играли вместе в детстве. Симеонов-Пищик – Боря. У меня тогда возникла ассоциация с моим дядей Толей. Мне казалось, что он на него внешне и манерой мог быть похож.

Последний акт, считал Чехов, должен идти двадцать минут. В РАМТе так и идет. Он был недоволен тем, что в МХТ – сорок минут. Но ведь там люди говорят напоследок – все уже кончено, сейчас все разлетятся в разные стороны и никогда больше не встретятся. Вот и цепляются друг к другу, друг за друга. Есть прекрасный итальянский фильм “Мы так любили друг друга”. Лучше названия не придумаешь! В прошедшем времени – любили.

Конечно, Антон Павлович – предтеча театра абсурда и вообще всей последующей драматургии, включая Стоппарда, который не зря делает собственные, очень деликатные, варианты переводов Чехова (говорит, что в них девяносто процентов Чехова и только десять процентов – от него самого). Кстати, благодаря этому обстоятельству я посмотрел “Вишневый сад” в театре “Олд Вик”. Это был англо-американский проект: каждый год принимали к исполнению одну пьесу Шекспира и одну – Чехова. “Вишневый сад” тогда поставил знаменитый режиссер Сэм Мендес (тот, что снял в кино “Красоту по-американски”. Там была немолодая Раневская и пожилой Лопахин – очень неожиданно, непривычно, но убедительно. Петю знаменитый американский актер играл на полном серьезе, как и задумывал Чехов. И на этом спектакле у меня сделался приступ странного патриотизма – не того, который и так во мне живет, а какого-то дурацкого: “Ага, – думал я, глядя на респектабельную и очень вежливую английскую публику, – вот и сидите, и смотрите, какие у нас драматурги, какой у нас Чехов, как прекрасно звучат наши имена: Любовь Андреевна, Леонид Андреевич!”

Виктор Гвоздицкий (перед тем как он оставил МХАТ) начал ходить к нам в театр и после “Вишневого сада” сказал мне: “Как это хорошо разобрано”. Я все делал так, чтобы разбора не было видно, а он его все равно прочел. Хотел, чтобы мы вместе что-то сделали. Я нашел для него пьесу, она ему понравилась, но в это время он уехал в Петербург к Валерию Фокину. А потом его не стало. Ужасно. Гениальный артист. Самое потрясающее, что я видел с ним, было “Преступление и наказание” Камы Гинкаса, где он играл Порфирия, и “Смерть Занда” Юрия Олеши в замечательной постановке Михаила Левитина.

Ольга Михайловна Яковлева сказала очень хорошие слова про наш “Вишневый сад” и про Ларису Гребенщикову – Раневскую. Можно себе представить, что это для нас значило. Все артисты в этом спектакле: Даша Семенова (Аня), Ира Низина (Варя), Юльен Балмусов (Гаев), Евгений Редько (Епиходов), Илья Исаев (Лопахин), Петр Красилов (Петя) – знают, зачем они выходят на сцену.

Важная вещь – собирание труппы. В спектакле важны не только главные роли, например, в “Нюрнберге” ведущие артисты играют официантов, солдат. Принципиально и их присутствие на сцене, и то, как они это делают. Художественный руководитель должен подбирать актеров одного к одному – не только по личным талантам, но так, чтобы создавалась атмосфера творческого взаимодействия.

Очень сложное дело – распределение ролей. Бывают счастливые случаи, когда сразу ясно, кто кого будет играть, но чаще я составляю списки и потом долго ломаю над ними голову.

Стараюсь, чтобы новички уже в первые сезоны получили роли, в которых смогут себя проявить. Вот есть у нас замечательная артистка Даша Семенова. Когда она только пришла в театр, ставил спектакль Александр Пономарев, и мы дали ей главную роль в “Тане” по Арбузову. Она сразу ярко о себе заявила. Мы не берем актеров “на вырост”, на всякий случай, поскольку труппа так формироваться не должна.

Требуются пристальное внимание, заинтересованность в новом человеке. Конечно, кто-то дольше ждет своего часа, но и в ожидании многое проверяется. Я говорю своим ученикам и вновь пришедшим артистам, что готовность к большой роли видна, даже когда актер работает в массовой сцене. Например, когда у меня училась Чулпан Хаматова, в театре шел спектакль “Сон с продолжением”, в котором было много пластики, танцев – человек пятнадцать на сцене. А у Чулпан оказалась такая степень отдачи и заразительности, что все взгляды невольно устремились на нее. Индивидуальность проявляется сразу.

Не менее важно составить репертуар на сезон. На это уходит столько же сил, сколько на спектакль. Только сейчас (после “Демократии”) я разрешил себе (заслужил такое право) не сообщать, что собираюсь ставить. При этом запись режиссеров в очередь на большую сцену, да и на малую тоже, идет уже на 2021 год. Мы можем обеспечить хорошими работами два театра. Мне важно (и в отношении собственных спектаклей, и в отношении театра в целом) понимать, откуда и куда мы идем. Рутину надо сбрасывать, чтобы театр развивался, но сохранять ценное.

У меня строгие правила: не дам ставить пьесу, за которую не взялся бы сам, не позову режиссера по соображениям нетворческого порядка.

Главное в жизни – не застаиваться. Иду как-то по фойе, и незнакомая зрительница обращается ко мне: “Сразу видно, что вы идете по своему дому”. Вот и хорошо, что видно! Значит, нет во мне напряжения.

Вспомнил давнюю встречу с Анатолием Смелянским на улице. Он только что был назначен ректором Школы-студии МХАТ и рассказал, что Михаил Швыдкой (в то время – министр культуры) по его просьбе выделил деньги, на которые удалось купить стиральную машину в общежитие: “Теперь ребята наши могут стирать в машине”. Вот чему радовался профессор, ректор, автор прекрасных статей и книг! Такое отношение важно в себе сохранить.

Вообще строительство театра – бег на длинную дистанцию, труднейшая задача, особенно если не с нуля начинается. Когда театр уничтожается, а на его пространстве создается новый – это другая история. Я пришел в РАМТ с ощущением, что принимаю эстафету: в этом здании работал МХАТ 2-й, ЦДТ Наталии Сац, что здесь начинали Анатолий Эфрос, Олег Ефремов, главным режиссером долгие годы была Мария Кнебель. Театр переживал тогда трудное время, но у меня было позитивное отношение и хотелось максимально помочь общему делу. Правильно, когда человек приходит не себя утвердить, а максимально вложиться в театр, сделать все, чтобы театр этот двигался дальше.

У Войновича есть повесть с замечательным, провокационно-простым названием “Хочу быть честным”, а спектакль, поставленный по ней Марком Захаровым в Студенческом театре МГУ, как я говорил, остается одним из самых сильных моих театральных впечатлений.