Борис с намеком на удивление проследил за моими движениями. Как и в случае с когтем, он не думал, что я решусь, что осознанно пойду на близость с ним, ненавидя его и вроде как желая его, испытывая не естественную благодарность и отдавая себя взамен спасенной жизни и тех ошметков души, что еще во мне остались.

– Я знаю, – с проступившей в голосе хрипотцой ответил он.

Обеими руками он ласково взял меня за лицо, погладил большим пальцем губы, плавно спустился по шее мне на плечи и скинул с них халат.

Моя нагота, его близость, прикосновения, не двусмысленно говорившие о том, что сейчас будет, разогнали мое сердце до предела. Тело не помнило боли, но мозг не забыл и мой запах окрасился страхом перед возможностью испытать боль снова.

– Не бойся меня, – прошептал Борис. Он безошибочно определил причину моего страха и нежно погладил меня по бедрам. – Я не сделаю тебе больно.

Я поверила ему. Фактически он никогда мне не врал. Не договаривал – да, но врать – не врал. Никогда.

Сердцебиение чуть замедлилось и я покалывающими от волнения пальцами с трепетом коснулась того места на шее, откуда вытаскивала коготь, чуть не убивший его, погладила мускулистую грудь, спустилась на рельефный живот, слегка царапнув гладкую кожу над линией брюк.

Борис терпеливо ждал, пока я исследовала его торс, успокаивалась, прислушивалась к своим ощущениям, напоминала себе, что так надо, настраивала на секс с оборотнем, хладнокровно застрелившим у меня на глазах брата, приказавшего меня избить и изнасиловать, убившего врача, бессовестно пленившего меня в своем доме и… тем не менее почувствовавшего, что меня нет, отправившегося за мной, спасшего меня.

Ресницы Бориса подрагивали, а ноздри раздувались. Ему нравился мой запах, нравилась я, нравились мои прикосновения и даже моя ненависть была ему приятна, ведь она была таким же сильным чувством, как и любовь.

Снова царапнув над линией брюк, я провела ладонями вверх по животу, груди и, положив ему на плечи, потянула рубашку вниз. Как и мой халат она соскользнула легко и упала на пол.

Вернув руки на плечи, я подняла на него глаза, будто давая разрешение следовать дальше, и Борис незамедлительно прижал меня к себе так сильно, что удар его сердца отдал в мою грудь.

Кожу опалила горячее волчье тело. Губы мягко коснулись моих. Я приоткрыла их и влажный язык проскользнул мне в рот, насыщая вкусом карамели с характерными тонами древесной коры и пряностей его любимого бурбона.

От глубокого поцелуя у меня перехватило дыхание, возникло необъяснимое чувство нереальности происходящего, будто я была не с Борисом, а с незнакомым мне мужчиной.

Подхватив на руки, Борис отнес меня на кровать и, нависнув надо мной, как скала со звериным ароматом, продолжил целовать.

Он изучал меня, пробовал, как вино, оставлял на моем теле жаркие следы губ и рук, нежил языком соски и, развев мои ноги, им же провел вдоль приоткрытых половых губ.

Я едва слышно застонала. Для такого мужчины, как Борис лизать женщине было делом не из рядовых. Привыкший получать удовольствие, а не доставлять его, он не очень опытно двигал языком, но страсть, с которой он это делал, и росшее во мне возбуждение и желание большего, брали свое и я подтекала, стонала и поддавалась навстречу его ласкам.

Когда-то я думала, что мысленно и душевно буду выворачиваться, оказавшись с ним в постели, оставаться в заложниках той боли, что была, когда меня насиловали, причем, даже если бы сейчас я была не с Борисом, а с кем-то другим, но все оказалось проще: мое тело само вело меня, посылая в мозг блаженство от ласк Бориса.

Насытившись мной орально, он встал и снял брюки вместе с "семейками". Плоть вздыбилась багровой головкой и проступающими синими венами вдоль члена.

Я рвано задышала, когда Борис снова навис надо мной, подразнивая трением головки об мои половые губы, внимательно изучая мое лицо, вдыхая мой запах, в котором не было страха, а было лишь возбуждение.

– Не сдерживайся, – шепнула я, обхватывая его ногами и вдавливая в себя.

Лишь на секунду стало больно, когда он вошел меня целиком, но мягкие покачивания быстро сменили ее блаженством и, слившись с Борисом в поцелуе, я ушла в него с головой.

Проснулась я в одиночестве, посредине растерзанной постели. Ночная услада сонно бродила по телу, не желая уступать место утренней бодрости.

Я потянулась и, перевернувшись на спину, посмотрела на настенные часы, стрелки которых уверенно тянулись к одиннадцати.

Приняв душ, я обмоталась полотенцем и открыла гардеробную. Перебирая тремпеля, я пыталась понять, на сколько скверно чувствовала себя после секса с Борисом, но ничего подобного не было и в помине.

Позволяя трахать себя Артуру, а потом напиваясь, идти трахаться с Егором, я не считала себя падшей женщиной. Только тогда после ограбления магазина подобная мысль закралась мне в голову.

Ну, что ж… Наверное, я действительно была падшей, раз переспала с Борисом сразу после того, как меня снова пытались изнасиловать.

Пусть так. Забросайте меня камнями, если хотите, но мне все равно. Дело было сделано и я стала еще на шажок ближе к цели, хотя я и была вынуждена признать, что Борис меня удивил: я просила его не сдерживаться, но он до конца оставался нежным. Даже странно, что он мог быть таким и меня вполне ожидаемо волновало, каким он будет дальше.

Решив изменить привычному стилю, я надела платье не из шелка, а из старой, доброй синтетики с укороченными до локтя рукавами и диной ниже колена. Просто черное, с непритязательным вырезом оно хорошо облегало, при этом оставляя чуточку место для фантазии и создавая необычно строгий, но при этом какой-то дерзкий образ.

Застегнув босоножки, я направилась к двери и столкнулась с Алешой. Непроницаемо он скользнул взглядом по растерзанной постели, но ничего не сказал по этому поводу, справившись лишь о том, как я себя чувствовала.

– Спасибо, Алеша, – ответила я, спускаясь по лестнице, – все отлично. А ты как?

Алеша пожал плечами, выразительно выгнув бровь. За ночь синяк на лбу хорошо так побледнел.

– До свадьбы заживет, – чавкнул он жвачкой.

– Да ты у нас оптимист, – усмехнулась я, сворачивая в гостиную, стол в которой украшала огромная корзина алых роз.

– Доставили час назад, – пояснил Алеша в ответ на мой вопросительный взгляд.

Я развернула приколотую к ручке корзины небольшую открытку с посланием внутри, написанным идеальным каллиграфическим почерком.

"Доброе утро!" – кратко гласило оно.

По коже побежали мурашки. Через видеокамеры, установленные в доме, Борис наблюдал за мной прямо сейчас. Я чувствовала это.

Не успела я об этом подумать, как Алешин телефон взорвался тяжелыми басами.