– Это повредит мне политически.

– Может, и нет. Смотря как это преподнести.

– В любом случае, политика – это одно, – говорит Эдвард сердито, – а частная жизнь – другое. Я хочу иметь частную жизнь. Я достаточно молод, чтобы хотеть этого. Ты должен меня понять…

– Конечно, я могу тебя понять.

– Если у тебя нет частной жизни, у тебя нет ничего, ничего. Ты сам ничто. Ты не личность, ты просто…

– Я понимаю…

– Понимаешь?

Лицо у министра красное и блестит от пота. Кристиан немного выжидает. А затем говорит нейтральным тоном:

– Моя позиция такова: есть определенные темы, определенные истории, с которыми приходится считаться.

– Это твоя позиция, да?

– Да.

– Что за истории? Такие, как эта? – спрашивает Эдвард.

– Как эта, да…

– Почему? Это моя частная жизнь. Я не женат. Я всегда оберегал свою частную жизнь. Я не говорю другим, как им жить. Ты это знаешь. Я имею право на частную жизнь.

– В идеальном мире так, вероятно, и было бы.

Эдвард скептически усмехается:

– В идеальном мире? Почему? Почему не в этом мире?

Выждав несколько секунд, Кристиан отвечает:

– Ты ключевой министр, и я не думаю, что ты можешь прибегать к аргументам в пользу частной жизни, чтобы отбросить обвинение в том, что у тебя роман с замужней женщиной.

– Обвинение? Интересное слово.

– Ну, подозрение…

– Я не женат.

– Я это знаю…

– Я никому не лгал…

– Я и не намекаю на это.

– Что я сделал плохого?

– Ничего.

– Тогда почему я должен быть наказан?

– Дело не в наказании.

– А в чем тогда?

– В том, что общество имеет право знать…

– Да к чертям собачьим! – бормочет Эдвард.

– При всем уважении, ты должностное лицо, государственный деятель.

– Это значит, у меня нет права на частную жизнь?

– Это значит, что твое право зависит от многих условий.

Эдвард понемногу отковыривает этикетку «Сан Мигель».

– Другими правами… – говорит Кристиан.

– А Наташа? Она что, должностное лицо?

– Нет.

– Так у нее тоже нет права на частную жизнь?

Кристиан задумчиво хмурится.

– Если это будет опубликовано, – говорит Эдвард, тыча в него пальцем, – начнется вторжение в мою и ее частную жизнь. Ты это знаешь.

Кристиан снова вытирает пот с лица. И смотрит на часы. Без четверти пять. У него мало времени, если материал хотят дать в утреннем выпуске.

– Вот что я тебе скажу, – говорит он. – Мы не станем называть миссис Омсен. Хорошо? Мы не будем упоминать ее имени, если ты поможешь нам со статьей.

Он подается вперед. И чувствует, как рубашка опять липнет к спине.

– История вышла наружу, Эдвард, – говорит он. – Она будет опубликована. Мы хотим помочь тебе. Мы хотим это максимально обернуть в твою пользу. Так что работай с нами. Хорошо?

Эдвард встает. Он смотрит на пестрый газон, приложив руку к белой колонне.

– Неправда, что это не повредит мне в политическом плане, – произносит он.

– Почему? Ты же сам сказал, ты не женат…

– И в любом случае, – говорит он, – я думаю, все уже в прошлом. С Наташей.

Кристиан разыгрывает удивление.

– Да, – говорит Эдвард. – Она хочет это прекратить.

– Я не знал.

– Откуда тебе было знать? – спрашивает он с глухим смешком. – Только если твой источник не сама Наташа.

– Это не она.

– Не я хочу, – говорит Эдвард, – закончить наши отношения.

– Как давно это у вас? – спрашивает Кристиан.

– Два года. Примерно. Я надеялся, – признается Эдвард, продолжая смотреть туда, где разбрызгиватель проложил грязную дорожку посреди газона. – Я надеялся, она уйдет от мужа. Но нет. Она не хочет делать этого.

Он вздыхает болезненно. Ему идет шестой десяток. Он еще в приличной форме. Живот лишь слегка выдается вперед, лоснясь на солнце, щедром испанском солнце. Длинные, поджарые ноги.

Он поворачивается к Кристиану и снимает очки. Брови у него плотные и ровные. Глаза светло-голубые.

– Я чувствую себя как дурак в моем возрасте, Кристиан, – говорит он. – Так себя чувствовать из-за женщины.

– Это ты зря.

– Что ж поделать.

Он отвернулся от сада, сухого поля, кишащего насекомыми, и теперь смотрит на Кристиана, который по-прежнему сидит, потея.

– Когда мне сказали, ты хочешь со мной встретиться, я надеялся, что не по этой теме.

Кристиан грустно улыбается.

– C’est la guerre[43], – говорит он.

– Ты знаешь, я теперь никогда не буду премьер-министром.

– Нет, я этого не знаю…

– Да, знаешь. Мы ведь живем не во Франции, Кристиан.

– И слава богу.

Министр игнорирует остроту Кристиана и спрашивает:

– Это представит меня легкомысленным, разве нет? Не столько морально, сколько эмоционально… Несерьезным…

Кристиан говорит:

– Я думаю, тебе стоит рассказать мне, что между вами было, с самого начала, просто чтобы быть уверенным, что мы все напишем правильно.

– Ты ожидаешь, что я расскажу тебе все?

– Ну, не все – только основные пункты. Где это началось? Как вы познакомились?

В припаркованном «пассате», включив кондиционер на полную мощность, он звонит Элин.

– Все нормально, – говорит он. – Он не сильно сопротивлялся. Он будет работать с нами. Я попробую набросать что-то в аэропорту и перешлю тебе. И еще, – говорит он, забегая вперед, – посмотри, не удастся ли найти фотографии, где они вместе. Они встречались на светских мероприятиях. Ее муж тоже там присутствовал, Серен Омсен. Может, есть фото, где они все вместе. Все трое. Это было бы идеально. Мой рейс в семь с чем-то. В офисе я должен быть ближе к одиннадцати. Увидимся там.

Сейчас полшестого. Солнце понемногу сходит с вершины небосклона, убавляя свою силу. Термометр на приборной доске показывает 37°. Несколько минут руль остается слишком горячим, чтобы держаться за него. Приходится то и дело передвигать по нему руки, пробираясь обратно через деревню к шоссе по навигатору, на юг от Малаги.