– Он мертв. Понятно? Можешь ты уже запомнить?

– Рин…

– Он мертв, его больше нет, его не вернуть. Может, он и любил тебя, может, любил меня, но какая теперь разница? Он погиб.

Ей показалось, что Чахан может ее ударить.

Но он лишь наклонился вперед, сгорбившись и закрыв лицо руками. А когда заговорил, был готов разрыдаться.

– Я думал, что сумею его подхватить.

– Что-что?

– Иногда, прежде чем мертвый уйдет, он задерживается на некоторое время, – прошептал он. – Особенно твои соплеменники. Дрейфуют в своей ярости. И думаю, он еще там, между этим миром и тем, но каждый раз, когда я пытаюсь, то лишь получаю фрагменты воспоминаний, а со временем перестаю вспоминать самое прекрасное. И вот я решил, а вдруг яд…

– Так ты не знаешь, как исправить то, что со мной произошло, – догадалась Рин.

Чахан промолчал.

Она выпустила его воротник.

– Убирайся.

Чахан забрал сумку и вышел, не сказав ни слова. Рин чуть не позвала его обратно, но не могла придумать ни одного слова, прежде чем он захлопнул дверь.

Как только Чахан ушел, Рин криком подозвала лекаря и переругивалась с ним, пока не получила двойную дозу снотворного. Она проглотила микстуру в два больших глотка, забралась обратно в постель и провалилась в глубокий сон, какого у нее уже давно не было.

Когда она проснулась, лекарь отказался давать ей новую дозу снотворного для еще шести часов сна. И Рин с тревогой предвкушала визит Цзиньчжи или Нэчжи, а то и самого Вайшры. Она не знала, чего ожидать, но явно ничего хорошего. Какой толк от спирки, которая не способна вызывать огонь?

Но ее посетил только капитан Эриден. Он заявил, что ей следует вести себя так, будто она не лишилась способностей. Рин остается козырем Вайшры, его тайным оружием, и по-прежнему будет выступать на его стороне, пусть и лишь как психологическое оружие.

Он не выразил разочарования от имени Вайшры. Но в этом и не было необходимости. Отсутствие Вайшры само по себе было достаточно красноречиво.

Рин проглотила следующую порцию снотворного. Когда она снова проснулась, солнце уже село. Рин чудовищно проголодалась. Она встала, отперла дверь и прошла по коридору, босиком и шатаясь, со смутным желанием попросить еды у первого встречного.

– Да пошел ты!

Рин остановилась.

Голос доносился из двери в конце коридора.

– И что мне было делать? Повеситься, как женщины из Лю? Тебе бы это наверняка понравилось.

Рин узнала голос – визгливый, раздраженный и яростный. Она на цыпочках прошла по коридору и встала у двери.

– Женщины из Лю сохранили достоинство, – отозвался мужской голос, низкий и принадлежащий человеку постарше.

– У кого-то все достоинство заключено между ног.

Рин задержала дыхание. Это Венка, кто же еще.

– Ты бы предпочел видеть меня хладным трупом? – выкрикнула Венка. – Чтобы мне сломали хребет и растерзали тело, только бы с тем, что между ног, ничего не случилось?

– Я бы предпочел, чтобы тебя не насиловали, сама знаешь, – ответил мужчина.

– Ты не ответил на вопрос. – Раздался всхлип. Венка плачет? – Посмотри на меня, отец. Посмотри на меня.

Отец Венки что-то ответил, но слишком тихо. Мгновением спустя дверь распахнулась. Рин нырнула за угол и замерла, пока не услышала шаги, удаляющиеся в противоположном направлении.

Она выдохнула с облегчением. Секунду поразмыслила и подошла к двери. Та была слегка приоткрыта. Рин сунула руку в щель и толкнула дверь.

Венка. Она полностью сбрила волосы, и явно давно, потому что они начали отрастать короткими темными пятнами. Но лицо не изменилось, осталось таким же привлекательным, состоящим из одних острых углов и пронизывающего взгляда.

– А тебе чего надо? – вскинулась Венка. – Чего тебе?

– Вы громко разговаривали, – ответила Рин.

– А, ну прости. Когда отец отречется от меня в следующий раз, я постараюсь сдержаться.

– Он от тебя отрекся?

– Ну, может, и нет. У него не так много наследников. – Глаза Венки покраснели. – Но лучше бы отрекся, чем указывал, как я должна была поступить. Когда я забеременела…

– Ты беременна?

– Была, – нахмурилась Венка. – И это не заслуга вонючего лекаря. Он все твердил, что сука Саихара не разрешает аборты.

– Саихара?

– Мать Нэчжи. У нее свои дурацкие религиозные принципы. Она же выросла в Гесперии, ты в курсе? Поклоняется их идиотскому Творцу. Не просто притворяется из дипломатических соображений, а на самом деле верит в эту чушь. И все, по ее мнению, должны подчиняться правилам, написанным в той книжонке, включая то, что женщины должны рожать детей от насильников.

– И что ты сделала?

– Придумала кое-что, – гортанно ответила Венка.

– Ясно.

Обе с минуту пялились в пол. Тишину нарушила Венка:

– Вообще-то, больно было совсем чуть-чуть. Не так уж и страшно, как… Ну, ты знаешь.

– Ага.

– Об этом я и думала, когда это делала. Все время представляла себе эти хари, совсем не сложно. И пошла эта Саихара в зад.

Рин села на край ее постели. Рядом с Венкой – сердитой, нетерпеливой и резкой – она чувствовала себя на удивление хорошо. Венка выпускала наружу свой гнев, который все остальные предпочитали прятать, и Рин это нравилось.

– Как твои руки? – спросила Рин.

Когда она в последний раз видела Венку, ее руки были перебинтованы, и Рин даже испугалась, что Венка совсем их потеряет. Но сейчас бинты пропали, а руки не болтались по сторонам.

Венка сжала пальцы.

– Правая нормально. Левая неважно. Сгибается еле-еле, и я не могу пошевелить тремя пальцами.

– А стрелять можешь?

– Еще как, пока могу поднять лук. Для меня сделали специальную перчатку. В ней три пальца уже согнуты. Немного тренировок, и буду отлично стрелять. Хотя мало кто мне верит. – Венка заворочалась в постели. – А ты что здесь делаешь? Нэчжа тебя уболтал красивыми словами?

Рин поерзала.

– Что-то вроде того.

В глазах Венки читалось что-то вроде зависти.

– Значит, ты по-прежнему солдат. Повезло.

– Я не совсем в этом уверена, – ответила Рин.

– Почему это?

На мгновение Рин задумалась, не рассказать ли Венке обо всем – о Гадюке, Печати и о том, что она видела вместе с Чаханом. Но Венке не хватило бы терпения выслушать все подробности. Да и не особо хотелось рассказывать.

– Просто… Я больше не могу делать то же, что и раньше. – Она обхватила себя руками. – И вряд ли когда-нибудь снова сумею.