Вот мне и 19…

Неужели все это было со мной, и так недавно? Я даже успел забыть, как это, когда бьют тебя, а не ты. Хотя сираевской виртуозности мне не достичь.

…Ладно, к черту воспоминания, тем более такие. Мне 20, и мне скоро домой.

Ротный с замполитом уже подошли. Точно – ко мне и шли. Только лица какие-то странные у них. Хмурые какие-то лица. А я-то думал, поздравят…

– Ну что, – начинает ротный как-то вяло, – с днем рождения тебя, Артем!

– Спасибо, тащстарший лейтенант!

Чего он смурной-то такой, не пойму. Тут вступает замполит.

– Тебе сколько исполнилось-то?

– Двадцать, тащстарший лейтенант!

– А чтоб 21 исполнилось, хочешь?

Ну просто типичный в духе нашего замполита вопрос. Кто еще так «по-доброму» может «украсить» поздравление. Ну, что тут скажешь?

– Конечно, хочу! Надеюсь….

– А вот семнадцати человекам из первой роты уже точно никогда не исполнится, – перебивает он. – Сегодня у них целый взвод перебила духовская банда. К вечеру могут выйти на нас. Так что хочешь до 21 дожить – долби окоп и не спи.

Настолько все услышанное не укладывается в голове, особенно при сегодняшнем блаженном настрое, что по лицу моему, видать, понятно, что торможу. И правда – как обухом по голове. Аж в ушах зазвенело…

Взвод? Первой роты? Да там половина парней знакомых, у нас же в бригаде палатки рядом! Мысли никак не собираются в кучу…

Как, почему?!!

Ротный объясняет:

– Пошли вниз за сухпаем. По дороге назад нарвались на засаду. Духи перебили всех. Видно, серьезные ребята – есть данные, что могут быть переодеты в нашу форму. Так что посты усилить, внимание и бдительность. Никаких костров. Возможно, они уже нас «срисовали». Всем сидеть на позициях, не шататься. И укрепляйтесь, укрепляйтесь!

С этими словами они удаляются туда, где сидят наш Кондрат с замкомвзвода Ванькой Зуевым.

Еще каких-то десять минут назад на нашей позиции царили радостное оживление и предвкушение.

Сейчас… И не знаю, как это назвать… «Обалдение», наверное… Сказал бы «шок» – да не говорили мы тогда так.

В этом вот невыразимом состоянии Пахом с Толиком уходят молча к себе на позиции. А что тут говорить? Погуляли…

А мы поднимаем всех, отдыхающих с ночи, и начинаем «укрепляться, укрепляться». Правда, не очень понятно, как выполнить приказ ротного, не нарушая другой его же приказ. Если не шататься по позициям, то чем укрепляться? Ведь все камни поблизости мы уже и так собрали, соорудив брустверы своих позиций и обложив возвышающийся в центре «Утес».

Долбить каменистую, промерзшую землю, стараясь углубить окопы, почти бесполезно. Но слова замполита насчет «дожить до 21» засели в голове, и, видно, не только у меня. Все молча, исступленно долбят свои окопы до самой темноты. Ночью, против обыкновения, по одному-двое спать отправляем только молодых.

Не знаю, о чем думают, вглядываясь в эту тьму, парни. Наверное, все про те же слова замполита. Про тех ребят из первой роты, которым никогда уже не исполнится 21…

Первая рота реже ходила в горы. Обычной их работой в бригаде было «таскать» колонны. На это «мероприятие» периодически попадали по очереди и другие роты нашего и четвертого батальонов, но первая рота ходила в составе сопровождения почти всегда.

Сопровождать колонны – занятие едва ли не более опасное, чем ходить в горы. Недаром при старом комбриге, Чижикове, было, говорят, правило, что каждый, кто с апреля по октябрь отъездил пять колонн, представляется к медали. Может, и преувеличивала солдатская молва, но, во всяком случае, точно отражала, насколько это считалось опасным. Редко какая колонна проходила зеленку без обстрелов и подрывов. Одна знаменитая Мухамедка чего стоит: вспомнишь, вздрогнешь…

Так что лиха афганского ребята из первой роты, сопровождавшие колонны между Гардезом и Кабулом или Бараками, хлебали полной мерой. Но в горах нужны совсем другие навыки…

Почему на этот раз и их тоже решили отправить в горы – не знаю. Для многих, даже прослуживших по году, этот выход в горы был первым.

Пялясь в проклятую темень и дубея от холода, еще и еще раз перебираю в памяти все услышанное от ротного с замполитом. Первая рота сидит на соседней горке. Значит, спускались к броне той же дорогой, что и мы. Так, может, духи эти и вчера там сидели? Раз такие серьезные ребята, так вряд ли сразу бросились нападать, сначала пронаблюдали.

Как ни холодно, а все равно зябко поеживаюсь еще и от мысли, что вчера за нами могли наблюдать глаза выбиравших цель для нападения духов.

В ту ночь, ночь после моего так и неотмеченного дня рождения, я не знал подробностей гибели ребят. Но и без этого навсегда остался во мне тот тоскливый ужас неизвестности. Мыслей о смерти семнадцати парней. И о том, что, возможно, сейчас эта смерть бродит где-то рядом с нами…

Вниз за сухпаем отправился взвод с приданными сапером и связистом. Все как накануне у нас. Разница была только в том, что аккумуляторы у рации были севшими. И еще в том, что вниз спускался вместе с бойцами первой роты сидевший с ней до этого комбат. Был он мужик резкий и напористый. Во время спуска группа встретила «зеленых». Те сказали, что уже здесь несколько часов и что все чисто.

То ли это подействовало на комбата, то ли сказались его обычная напористость и желание поскорее оказаться после горки хоть в какой-то «цивилизации», в расположении бригады у подножия Нарая. Как бы там ни было, но, как только бойцы забрали весь привезенный сухпай, комбат приказал броне трогаться. Никто не решился возражать, хотя по правилам броня должна была остаться прикрывать подъем группы.

Но ведь «зеленые» сказали, что все чисто…

Двинулись назад. Через какое-то время встретили тех же «зеленых».

«Все хорошо, шурави. Удачной дороги!»

Успокоенные «шурави» прошли еще метров десять. Зеленые скрылись с дорожки, и в тот же момент с обеих сторон по группе ударили почти в упор перекрестным огнем. Плотность огня и неожиданность нападения были такими, что почти никто не успел даже ответить.

Все кончилось мгновенно.

Так и легли все цепью, как шли.

Духи не особо спешили.

Они же знали, что в отличие от предыдущего дня брони внизу нет и перестрелку никто не услышит.

Всех, кроме лейтенанта, добили разрывными в лицо.

Собрали оружие.

Всех раздели, опять же почему-то не тронув офицерский бушлат (вот откуда слова ротного про нашу форму…).

Мусульманам отрезали «мужское достоинство».

Подробности случившегося на броне узнали лишь несколько часов спустя, когда туда добрались два чудом уцелевших солдатика первой роты.

Чудом – потому что были они неопытными «шнурами», до того вообще в серьезных боевых не участвовавшими.