испытываемых им из-за любви к другим женщинам – в том числе, как это ни печально, замужним. И вот теперь эта история впервые коснулась лично меня. Причем он говорил с такой горячностью, что для того, чтобы его хоть немного охладить и успокоить, я рассказала ему о Поле, решив, что в сложившихся обстоятельствах имею право это сделать. Сидней отреагировал на это очень эмоционально и стал не вполне внятно намекать на какие-то темные тайны – я так и не поняла.

Сидни Атертон очень любопытная личность. Видимо, по той причине, что я знакома с ним практически всю жизнь, я всегда смотрела на него – если в этом возникала необходимость – как на человека, заменяющего мне брата. Именно поэтому я так прямо и открыто критикую его. В некоторых вещах он просто гений. В других – не то чтобы дурак, нет, дураком он никогда не был, но, как говорится, звезд с неба не хватает и очень часто совершал и совершает невероятные глупости. Все с восхищением говорят о его научных открытиях, хотя о доброй половине из них он никому не рассказывал. Его характер – очень необычная смесь сдержанности и открытости. Многие вещи, о которых большинство людей с радостью кричали бы на улице, он держит внутри себя. О том же, что другие с радостью бы скрыли, он готов во весь голос объявлять, забравшись на крышу. Один очень известный человек однажды сказал мне, что если бы мистер Атертон сконцентрировался на какой-то одной области исследований и посвятил ей всю жизнь, то еще при жизни его слава облетела бы весь земной шар. Но заниматься чем-то одним – это не для Сиднея. Он, как пчела, предпочитает перелетать с одного цветка на другой.

Теперь что касается его нежных чувств ко мне. Это в самом деле смешно. Он так же влюблен в меня, как в луну. Понятия не имею, кто внушил ему эту бредовую идею. Должно быть, все дело в том, что какая-то девица была с ним недостаточно любезна и плохо с ним обращалась – или он просто убедил себя в этом. Девушка, на которой Сиднею следовало бы жениться и на которой он в конце концов женится, – это Дора Грэйлинг. Она молода, очаровательна, невероятно богата, а главное – влюблена в Сиднея по уши. Если бы не это обстоятельство, тогда Сидней был бы по уши влюблен в нее. Я полагаю, впрочем, что он уже близок к этому, потому что иногда он бывает по отношению к ней очень жестоким. Это очень типичная черта характера Сиднея – быть жестоким по отношению к девушке, которая ему на самом деле нравится. Что же касается Доры, то она, как я подозреваю, только о Сиднее и мечтает. Он высокий, стройный, очень симпатичный, с большими густыми усами и совершенно необыкновенными глазами. Я думаю, кстати, что далеко не в последнюю очередь из-за его глаз Дора неравнодушна к нему. Я не раз слышала, как многие говорят, что Сидней наделен необычайно сильной способностью к гипнозу и что, если бы он стал ее развивать, это сделало бы его опасным для общества. Думаю, он загипнотизировал Дору.

Он прекрасный друг или, если хотите, брат. Я очень много раз обращалась к нему за помощью – и нередко получала прекрасные советы. Полагаю, мне и сейчас следует с ним проконсультироваться. Есть вещи, о которых мне трудно решиться поговорить с Полом. Он великий человек. Так что ему не следует опускаться до болтовни о тряпках и прочих приземленных вещах. А вот Сидней для этого вполне годится. Когда он находится в подходящем настроении, трудно найти более квалифицированного эксперта для обсуждения достоинств и недостатков того или иного платья. Я не раз говорила ему, что, если бы он был портным, у него отбоя бы не было от клиенток. Я в этом нисколько не сомневаюсь.

Глава 25. Человек на улице

В это утро со мной случилось приключение.

Я находилась в кухне, совмещенной со столовой. Папа, как обычно, к завтраку опаздывал, и я раздумывала над тем, следует ли мне приступить к трапезе, не дожидаясь его. Внезапно мое внимание привлекла суматоха на улице. Я подошла к окну, чтобы получше разглядеть, что там происходит. Посреди улицы сгрудилась небольшая толпа людей. Все они смотрели вниз – очевидно, на что-то, лежавшее на дороге. Что именно это было, разглядеть мне не удавалось.

В этот момент неподалеку от меня находился дворецкий. Я обратилась к нему:

– Питер, пойдите и посмотрите, что там такое случилось на улице.

Дворецкий выполнил мое распоряжение и вскоре вернулся. Надо сказать, что Питер – отличный слуга, но у него есть одна особенность: даже говоря о чем-то совершенно тривиальном, он делает это в выражениях, которые, пожалуй, можно назвать чересчур напыщенными. В таких случаях он выглядит словно глава кабинета министров в момент принятия решения по какому-то головоломному делу, облекая самые простые вещи в сложные, длинные и не всегда с ходу понятные слова.

– Похоже, одному индивидууму не повезло, и он стал жертвой катастрофы, – заявил Питер. – Мне сообщили, что он мертв. Если же верить утверждениям констебля, то он пьян.

– Пьян? Или все-таки мертв? Может быть, вы хотите сказать, что он мертвецки пьян? Надо же, в такое время!

– Либо одно, либо другое – не могу сказать с уверенностью. Сам я пострадавшего не видел. Информацию я получил от одного из зевак.

Так и не поняв, что, собственно, произошло, я дала волю беспричинному любопытству и вышла на улицу, чтобы увидеть все своими глазами. Возможно, это было не самым разумным поступком. Мой отец, узнав о нем, вероятно, был бы шокирован. Но я часто шокирую папу. Ночью прошел дождь, и туфли, которые были на мне, пожалуй, не вполне подходили для того, чтобы шлепать по грязи.

– Ну, что здесь случилось? – поинтересовалась я, пробираясь сквозь толпу.

Мне ответил рабочий, державший на плече целый мешок с инструментами.

– Да с человеком тут что-то не так. Полисмен говорит, что он пьяный, а мне так кажется, что дело тут гораздо хуже.

– Позвольте мне пройти, пожалуйста! – попросила я.

Когда стоящие передо мной люди увидели, что я женщина, они расступились и дали возможность вплотную приблизиться к месту происшествия. Я увидела перед собой лежащего на спине человека. Он был весь в грязи – настолько, что я не сразу поняла, что это в самом деле человек. Головного убора на нем не было, обуви тоже. Тело его было частично прикрыто каким-то тряпьем – то ли одеялом, то ли длинной накидкой. Было сразу ясно, что никакой другой одежды, кроме этой мокрой, грязной хламиды, на нем нет. Огромный констебль как раз в этот момент попытался приподнять его за плечи, глядя на него с таким видом, словно не мог понять – притворяется мужчина или с ним в самом деле что-то не так. При этом представитель полиции заговорил с мужчиной таким тоном, словно перед ним был капризный ребенок:

– Ну-ка, приятель, давай вставай, так дело не пойдет. Просыпайся! Что с тобой такое?

Мужчина, однако, не вставал, не просыпался и не объяснял, что с ним. Я дотронулась до его руки – она оказалась холодной как лед. Пульса у мужчины не было. Очевидно, речь не шла о банальном случае беспробудного пьянства.

– С ним что-то явно не так, офицер, – сказала я. – Похоже, нужно немедленно вызвать медиков.

– Вы полагаете, у него что-то вроде припадка, мисс?

– Доктор наверняка определит это лучше, чем я. Похоже, у этого человека нет пульса. Я не удивлюсь, если окажется, что он…

Слово «мертв» уже было готово слететь с моих губ, но в этот момент мужчина, спасая меня от публичной демонстрации собственной некомпетентности, вырвал из моих пальцев свое запястье и принял сидячее положение. Вытянув руки перед собой, он выкрикнул громким и пронзительным, но в то же время хриплым голосом, как человек, жестоко страдающий от холода:

– Пол Лессингем!

Меня это настолько удивило, что я чуть сама не шлепнулась в грязь. Я никак не ожидала услышать имя Пола – моего Пола! – из уст какого-то грязного бродяги. Сразу же после своего восклицания мужчина закрыл глаза, снова опрокинулся назад и, как мне показалось, потерял сознание. Констебль едва успел придержать его голову, чтобы бродяга не ударился затылком о мостовую. Затем полицейский снова встряхнул его, причем довольно грубо.

– Ну же, приятель, теперь понятно, что ты не умер! Что ты тут устроил?