Скоро наше внимание привлекает мужик за соседним столиком. С самого нашего прихода ни голые пупки, ни груди размером с баскетбольные мячи не привлекают его внимания. Напротив: если девушка предлагает ему эротический танец, он поспешно ее отсылает, чтобы не закрывала обзор. Мужик не отрывает глаз от Иззи.

– Все еще смотрит? – спрашивает она меня.

– Ага. Только что пролил кетчуп себе на рубашку. Красное пятно на груди весьма удачна сочетается с темными пятнами под мышками, – замечаю я.

– Приятный малый! – отвечает Иззи, соблазнительно посасывая соломинку.

– Боже мой, не поощряй его!

– Почему бы и нет? – хихикает Иззи и откидывает назад волосы, открывая голое плечо. – Может быть, он богатый.

– Никакое богатство не оправдывает такого брючного ремня! – возражаю я. – И такого потного брюха, коли уж на то пошло.

– Послушай, если он не пользуется дезодорантом, это еще не значит, что он не для меня!

– Иззи, хватит чудить! – умоляю я.

Иззи любит из одного спортивного интереса заводить интрижки с никчемными парнями – но на этот раз ее причуда зашла слишком далеко.

К нам подплывает официантка и ставит на стол шампанское в ведерке со льдом и два бокала.

– Джентльмен за тем столиком посылает вам шампанское и свои комплименты, – объявляет она бесцветным голосом.

Нет нужды оборачиваться – и так ясно, что это за «джентльмен».

– Не пей! – умоляю я.

– Он совершенно безвреден, – успокаивает нас официантка, раскупоривая бутылку. – Наслаждайтесь!

Иззи оборачивается к Сеньору Потные Подмышки и поднимает бокал, словно пьет за его здоровье, одновременно подталкивая меня локтем.

– Всегда мечтала о мужчине, который будет посылать мне шампанское. Шикарно, правда?

– Иззи, – устало говорю я, – мы в стриптиз-клубе. До сих пор этот тип ничего шикарного не совершил.

Начнем с того, что шикарный парень в такое место не пойдет.

В этот самый момент мимо нашего столика проходит известный актер, недавно получивший «Оскара». Девицы так и вьются вокруг, сладострастно заглядывая в карманы пиджака от «Армани».

– Да, что за подонки общества здесь собираются! – усмехается Иззи.

– Признайся, тебе просто льстит, что какой-то старый козел не может глаз оторвать от твоих выпуклостей?

– При такой-то конкуренции – да! – лучезарно улыбается она и наливает себе второй бокал.

Ах, черт! Не выпить на халяву отличного шампанского – просто преступление: кто знает, сколько здесь стоит бутылка «Тейтингера»? Я плюю на мораль и подношу бокал к губам.

– Интересно, почему он к нам не подходит? – размышляет Иззи. – Наверно, не хочет мешать. Значит, относится с уважением. Пустячок, а приятно, правда?

Я уже готова предположить вслух, что он попросту приклеился к стулу, когда возле нашего стола снова появляется официантка. На сей раз – с запиской. Все идет по плану…

– «Девушке с золотыми волосами»! – зачитывает Иззи. – Ух ты, я уже хочу за него замуж!

Она разворачивает записку, и мы вместе читаем: «Понимаю, что сегодня Вы не работаете. Но Ваша сияющая красота так потрясла меня, что осмелюсь спросить: не согласитесь ли Вы исполнить для меня один-единственный эротический танец? Разумеется, я оплачу Ваш труд выше обычной стоимости.

Ваш преданный почитатель Рид Махони».

Я дочитываю быстрее Иззи и смотрю на нее в ожидании реакции. Сперва она недоуменно морщит брови, затем открывает рот. Наконец лицо ее озаряется широченной улыбкой.

– Мама родная! Он принял меня за стриптизерку!

И чего она так радуется? Можно подумать, ее перепутали с Дженнифер Энйстон.

Мимо проходит, покачивая бедрами, Лейла. Иззи хватает ее за локоть и требует сказать, сколько ей обычно платят.

– За танцы? Двадцать баксов за танец.

– А чаевые получаешь?

– А как же! Каждый старается дать побольше, чтобы произвести на меня впечатление.

Глаза у Иззи становятся как блюдечки.

– Ну, сколько примерно?

– До миллиона и выше! – улыбается Лейла. – А что, решила поступить к нам на работу?

Иззи показывает ей записку.

– Ух ты! Тебе повезло – заполучила хорошего клиента. Платит он щедро.

– А он всегда фиксируется на одной девушке? – интересуюсь я, надеясь внести в это кипучее безумие щепотку разумной осторожности.

– Да нет, у него здесь любимиц нет. Он вообще нормальный мужик. Не лапает, ничего такого. Просто любит поболтать. Мне кажется, ему здесь одиноко. Приезжает в город по делам, знакомых нет… Сама я с ним не работала, так что больше ничего сказать не могу. Если захочешь принять его предложение, дай мне знать. Танцевать на публике тебе нельзя – ты ведь у нас не работаешь, но я вам организую укромный уголок…

– Ладно, – кивает Иззи.

– А теперь я побежала, у меня номер на третьей сцене.

Иззи о чем-то (понятно о чем) глубоко задумалась, а меня гложут дурные предчувствия. Кажется, с каждой секундой мы проваливаемся все глубже в какой-то потусторонний мир. Мимо проплывают неотличимые друг от дружки грудастые девочки. В стороне поднимается шум: вокруг одной из стриптизерш завязалась свалка. Подоспевает охрана, выручает девушку и выводит хулиганов. С безопасного расстояния мы смотрим, как Лейла, сексуально извиваясь, глотает огонь на сцене номер три. Наконец Иззи поворачивается ко мне и говорит:

– Джейми, может быть, ты с ним поговоришь?

– Хочешь, чтобы я поработала сводней? – уточняю я.

– Слушай, ты никогда меня не осуждала. Так не начинай сейчас. Я это сделаю!

«Видела бы меня мама!» – невольно думаю я, косолапо ковыляя к соседнему столику. Что сказать? Назвать ее настоящее имя? Придумать кликуху типа Золотой Локон? Главное; чтобы во взгляде читалось чувство собственного достоинства в сочетании с ноткой презрения ко всякого рода грязным ублюдкам.

Это не так-то легко: для грязного ублюдка лицо у Рида Махони удивительно доброе.

– Я пришла обговорить условия. – Голос звучит до смешного сухо, да и формулировка под стать не сводне, а какому-нибудь мафиозо.

Он расплывается в улыбке.

– Она согласна?

Я киваю.

– Я ее раньше не видел. Она новенькая?

Снова киваю. Чем меньше слов, тем лучше. Что и как я говорю, вы уже слышали.

– Будьте добры следовать за мной…

Я веду его, согласно инструкциям Лейлы, в заднюю комнату. Не тайное любовное гнездышко – просто пустующий кабинет. И все равно чувствую себя так, словно уже никогда не отмоюсь.