он мог воспроизвести только рифмы.

Клиентов тем вечером пришлось выдворять почти силой. Даже Клода, который не хотел расставаться с аппаратом и протирал его, как чистят в стойле чистокровного жеребца перед скачками на Приз Триумфальной Арки.

И вот дверь заперта, они поужинали, Роза уснула. Люсьен нажал на кнопку № 19, и Элен впервые услышала, как он поет. Фальшиво? Да! Но он пел. Она зажгла свечу и стала раздеваться, но Люсьен остановил ее. Сегодня он сделает это сам, но сначала они потанцуют.

Он бросил в автомат еще одну монетку.

Башмаки Элен

Были все в грязи,

Три капитана назвали бы это вульгарным.

И бедная Элен от горя

Не знала, куда деваться.

Не ищи далеко родника,

Если тебе нужна вода,

Не ищи далеко – слезами Элен

Наполни свое ведро!

В день музыкального автомата они заново протянули нить.

Глава 60

Больничная парковка была пуста. Ночь и холод давно завладели миром. Дедуля уснул в машине. Я смотрела на него через ветровое стекло. И он казался мне очень красивым, спокойным, даже помолодевшим. Интересно, он видит сны? Я тихонько постучала, он открыл глаза и улыбнулся, чуть нахмурив брови и растянув губы, как умел он один, а потом на лицо вернулась печаль. Он молча завел машину и тронулся с места.

Я достала из сумки бумажный платочек, чтобы вытереть глаза и рот. Мне хотелось сохранить след этого поцелуя. Я часто ищу в сумке вещи, которых там отродясь не было, вот и наткнулась на письмо, которое Роза отдала мне у кофейного автомата, и прочла его вслух:

5 октября 1978.

Эдна, я не помню день, когда ты ушла из кафе папаши Луи, оставив на столе твою сумку. Я была слишком маленькая. В нашей семье принято терять память. По большому счету это очень практично. В тот день я, скорее всего, решила, что ты привезла нас на каникулы – моего отца, твою сумку и меня.

Первые отчетливые воспоминания восходят к воскресеньям, когда Элен ближе к вечеру закрывала кафе. Только в воскресенье она красилась и надевала нарядное платье. Мы шли на реку купаться, брали с собой корзинку с хлебом, крутыми яйцами и поедали их, пока папа возвращался к жизни в воде. Кажется, я всегда видела его сгорбленным и одетым в черное, но постепенно открывала для себя очень высокого и очень загорелого мужчину с робкой улыбкой.

Постояльцы кафе всегда были ласковы со мной и все время подсовывали мелкие подарочки. Мыльные пузыри, стеклянные шарики, цветные карандаши, конфеты. Иногда я краем уха слышала разговоры об «отсутствии» моего отца или то, как мужчины называли Элен хозяйкой. Мне было все равно. Я была падчерицей портнихи и носила красивые, как у сказочных принцесс, платья, а когда шла по деревне, придумывала себе тысячу и одну жизнь. Присутствовала ли ты в одной из них? Не знаю.

Пока мне не исполнилось десять, никто не заводил разговора о тебе. Ты была безмолвным существом. Но я помню день, когда папа начал обустраивать для меня комнату на чердаке. Я спросила: «Мы что, останемся в этом доме, папа?» Он улыбнулся и ответил: «А где же еще нам жить?» – и предложил выбрать обои. Я захотела в морском стиле – с корабликами и парусами. В Милли моря нет, но я была уверена, что знаю его, как потерянную старшую сестру.

У меня нет ни одной твоей фотографии.

Ты призрак, и твое изображение нигде не запечатлелось. Иногда я спрашивала себя, а существовала ли ты на самом деле?

Предполагаю, что сначала полюбила Элен, как свойственницу, а когда увидела, как папа поцеловал эту женщину в губы, возненавидела ее и сбежала из дома.

С того дня они больше ни разу не поцеловались при мне, но я знала, что они любят друг друга. Я всегда называла ее Элен, не мама, а она воспитывала меня как собственного ребенка. Кстати, я – как и ты – думаю, что она всегда считала меня своей дочерью, а не твоей. Той, которая обязательно родилась бы у них с папой, если бы его не депортировали.

Первым о тебе со мной заговорил малыш Клод, официант из кафе. Этот парень был хромым от рождения – и самым прямым и честным из людей, которых я знала. Я всегда относилась к нему как к брату и знала: он не соврет мне. Я узнала, что война разделила жизнь папы на две. Вторая – та, в которой ты прятала папу, далеко отстояла от первой.

Я никогда не ждала тебя. И не надеялась. Родители сделали все, чтобы мое детство было счастливым, полным света, без темных уголков, где можно было бы сесть и ждать. Я стала художницей, и на многих моих рисунках на заднем плане присутствует женщина. Она – это наверняка ты.

Маленький Клод отыскал тебя в прошлую пятницу. Он много лет пытался это осуществить, не ставя меня в известность. Кажется, ты живешь в Лондоне и по-прежнему работаешь медсестрой. Скольких детей ты спасала, думая обо мне? Биение скольких сердец слышала, думая о Люсьене? Сообщаю, что его сердце перестало биться в прошлую пятницу. В тот день, когда Клод наконец-то нашел тебя, он начал третью жизнь, которая не будет принадлежать ни тебе, ни Элен.

Я была с ним, когда он ушел. Приехала, чтобы провести несколько дней с ними. Я им помогала, потому что в кафе ввалился целый автобус туристов. Папа наливал воду с мятой, упал и не встал. Я решила, что он обо что-то запнулся, но Элен сразу поняла, что на сей раз великая любовь покинула ее и не в твоей власти вернуть Люсьена. Она второй раз за всю нашу совместную жизнь поцеловала папу в моем присутствии.

В день, когда я теряю отца, кто-то находит тебя. Жизнь забирает и возвращает одновременно, но я не знаю, что она мне отдает. Похоже, часто так случается.

Знаю, что ты никогда не прочтешь это письмо. Я кладу его в твою сумку, висящую на двери комнаты. Папа сохранил ее и отдал мне на восемнадцатый день рождения. Я не решилась открыть сумку – это было все равно что рыться в чужих вещах. Папа и Элен слишком хорошо меня воспитали, но я оставила эту вещь