– Насколько я уже наслышан, их мнение ничего не значит без одобрения вашего сенатского комитета. У вас же эта, как вы ее называете, ага, демократия…

Она ответила спокойно:

– Она самая. И в ней каждый человек на своем месте. Да, это демократия, когда каждый человек на том месте, где может проявить себя наилучшим образом.

– И все-таки, – сказал я чистосердечно, – я не врубился. Почему такая перемена? Мне казалось, ты относилась очень враждебно…

– Скорее настороженно, – уточнила она, подумала и добавила: – Нет, ты прав, даже с враждебностью. Женщины осторожнее мужчин, мы вот так с головой не бросаемся в авантюры.

– И что заставило… прости, побудило переменить взгляды?

Она покачала головой.

– Не взгляды. Они у меня все те же. Но решение…

– Да-да, слушаю.

Мне показалось, что в глазах ее блеснули рубиновые лазеры.

– Решение изменила. Что переубедило?.. Ты и переубедил. Нет, не твоя горячая речь, нить которой, как уже упомянула, я потеряла достаточно быстро. Но ты сам…

Я проговорил с неловкостью:

– Видимо, моя убежденность…

Она снова покачала головой.

– Самые убежденные люди на свете – это сумасшедшие и фанатики халифата. Потому не убежденность, а весь комплекс… Чтобы разобраться лучше, я и пригласила тебя на ужин.

– Ого, – сказал я пораженно, – так ты еще тогда все просчитала?

Она ответила с неудовольствием:

– Я сама противилась своему решению. Оно какое-то неправильное, а мы, американцы, стараемся всегда поступать правильно. Нас этому учат с пеленок. Но как-то все само шло в том направлении… Ты это назовешь логикой событий, но люди не всегда логичны, я сопротивлялась, ты мог заметить…

– Заметил, – подтвердил я. – Мне казалось, что это я… Нет, ты права, нас повела сама вселенная, что заинтересована в спасении человеческого вида!

Она поморщилась.

– Вселенной мы зачем?

– Чтобы спасти саму вселенную, – ответил я уверенно. – Ей грозят страшные опасности типа перехода темной материи в обычную, квантовое смещение, блипность, разрыв внутриатомных связей и прочее-прочее, из-за чего она просто перестанет существовать. И возможно, до этого момента остаются секунды. Вселенские секунды.

– Я не так хорошо разбираюсь в проблемах, – сказала она, – но хорошо разбираюсь в людях, это моя работа. К сожалению, ты тот человек, который знает, что говорит, и слова которого сбываются. Я таких уже встречала, это прирожденные… нет, не обязательно лидеры, хотя часто ими становятся, иногда поневоле, но это люди, которые понимают, куда катится мир. И раньше других замечают, что нужно успеть сделать.

Далеко впереди показалось массивное здание Пентагона, Барбара чуть прибавила скорость, и тут же я ощутил пристальный взгляд радара, что не только проверил номер автомобиля и лицензию водителя, но и старается уже на таком расстоянии понять, кто в нем, что везут и какой индекс опасности.

Вчера, как мне кажется, этого радара еще не было. Хай-тек на марше, каждый день идут апгрейды, иногда дважды в сутки, а потом апгрейды пойдут так часто, что не будешь успевать осваивать, и знакомый вроде бы смартфон превратится в нечто непонятное со своей волей, желаниями и амбициями.

Барбара сказала сурово, вглядываясь в приближающееся здание:

– Мне совсем не нравится тот наступающий мир, который ты олицетворяешь… но понимаю его неизбежность и хочу, чтобы моя страна была готова войти в него без особых потерь.

– Приобретений будет больше, – заверил я.

Она вздохнула.

– Ты же знаешь, даже сейчас, когда высокие технологии освободили людей от тяжелой и грязной работы, очень многие вздыхают о старом добром времени, когда не было ни компьютеров, ни Интернета, ни мобильников!.. Даже я вспоминаю с нежностью то время, когда жить было намного проще. А что говорить про новый мир, который будет еще необычнее и потому страшнее?

– Не все люди, – заверил я дипломатично, – страшатся нового мира. Немногие, но зато лучшие, страстно приближают его и работают над тем, чтобы он был дружественным и безопасным.

Она посмотрела исподлобья, покачала головой.

– Да я поняла тебя, доктор… Ну вот, приехали вовремя. До начала заседания еще десять минут. А вон и Дуайт вышел…

Дуайту, как вижу, стоило огромного труда не вытаращить глаза, когда увидел, как из автомобиля генерала Барбары Баллантэйн выходим мы вдвоем, да еще и не поцарапанные, в целой одежде и вообще без следов остервенелой драки.

Он поклонился с самым озадаченным видом, даже обалделым, Барбара безучастно кивнула и обронила равнодушным голосом:

– Я у себя в кабинете. Когда понадоблюсь, знаете, где искать.

И прошла мимо, величественная даже не как линкор, а прямо авианосец в начале военной миссии.

– Да-да, – сказал Дуайт ей в спину, – да, генерал… Спасибо.

Я остановился возле, спросил из вежливости:

– Я не опоздал?

– Нет-нет, – заверил он тем же ошалелым голосом. – Вы прям как немец!.. Русский бы пришел часов на пять позже, а то еще и вовсе завтра…

– …с толпой пьяных приятелей, – досказал я, – плюс медведь с балалайкой.

Он смотрел на меня квадратными глазами, мои слова доходят до него, как через вату в ушах, наконец вздрогнул, проговорил, стараясь, чтобы голос звучал деловито:

– Пойдемте. Сегодня, надеюсь, наши силовые структуры будут более готовы что-то решать насчет глобальных опасностей.

– Наконец-то!.. Или, как говорят в Америке, слава богу.

Он уточнил:

– Хотя, конечно, новость о минных поясах всех встряхнула здорово.

– А нас ваши базы раздражают и беспокоят вот уже полста лет, – ответил я вежливо. – Так что квиты.

Он хмыкнул.

– Какое же это квиты? Квиты, когда бьем только мы, а в ответ скулят и просят пощады!

– Хорошая позиция, – согласился я.

– Мы к ней уже привыкли!

– Только не говорите русским, – посоветовал я. – А то кто-то рассердится и нажмет красную кнопку.

У входа разодетые в новенькую форму солдаты подтянулись, то ли Дуайт – величина чуть покрупнее, чем показывает это, то ли как-то узнали, что я очень важная птица.

Я вижу, Дуайт сама деликатность, изо всех сил сдерживается, чтобы не спросить, как это я выжил, общаясь с таким носорого-крокодилом, а еще не знает, что ночь провели под одним одеялом, настороженные друг к другу, как Россия и Америка, но все-таки как-то на ощупь отыскавшие в темноте точки соприкосновения.

Хотя, может, и знает. Демократия демократией, но слежку и прослушку наверняка организовали самую плотную. Барбара вряд ли участвует, не тот ранг, но понимает трезво, что и за нею смотрят, и каждое слово пишут, а если еще и со мной, то к бабке Ванге не ходи.