То-то в некоторые моменты как-то особенно выгибалась, демонстрируя сильное тело не только мне, но и зрителям, и стонала несколько театрально, хотя и весьма даже, весьма мне понравилось.

Ну да ладно, все идет к полной открытости в новом мире, надо привыкать и перестать замечать такое обыденное.

Когда шли по коридору, он понизил голос и сказал, боязливо кося глазом вдоль длинного ряда дверей:

– Похоже, вы произвели… гм… надлежащее впечатление.

– На генерала Баллантэйн?

– Да-да, на генерала…

– Я просто пересказал ей ваши слова, – заверил я.

– Ох, – сказал он опасливо. – Надеюсь, не по поводу ее фигуры?

– Дуайт, – сказал я с укором, – я же деловой человек. Только о вариантах сотрудничества!

– И… как?

– С первого раза, – сказал я вежливо, – когда в зале говорили вы, она не врубилась, что и понятно, женщины все туповатые, вы же знаете, хотя это между нами, недостаточно толерантными, но когда я повторил медленно и внятно, как и полагается разговаривать с… ну, женщинами, она все или почти все поняла. По крайней мере поняла достаточно.

Он сказал польщенно:

– Спасибо, я рад, что вы заметили мои доводы. Они, кстати, почти полностью совпадают с вашими основными.

– Я положил их в основу, – заверил я. – Вы прекрасный аналитик. Думаю, сможем сотрудничать в сфере борьбы с глобальными рисками?

– Надеюсь на это, – сказал он горячо. – Это же такое поле деятельности!..

– Да, – поддакнул я. – Перспективы, повышения, награды…

Он уловил сарказм, хоть и американец, ответил с укором:

– Влад, просто каждому хочется вырваться на простор. А этот уровень борьбы позволит и себя проявить, и огромную пользу принести!.. Это же идеальный вариант работы!

Он все притормаживал, я ощутил, что хочет сказать нечто, тоже замедлил шаг, посмотрел ему в лицо.

– Дуайт?

– Сегодня заседание особенное, – сказал он тихо. – Помимо докторов Вачмоуга и Реншоу прибыли еще руководители Центров, групп, подразделений и комитетов по глобальным рискам.

– Хорошая новость, – сказал я.

– В Штатах, – пояснил он, – такие группы каждый день появляются все новые. У всех свои программы и методы, но все обеспокоены рисками будущих технологий, потому эта волна становится все заметнее. Ребята очень серьезные, работу проделали огромную и накопали материалов очень много, увидите. А вашу миссию анализируют и тщательно обсуждают в самых верхах.

– Насчет мин? – спросил я безнадежным голосом.

Он кивнул.

– Да, но еще больше, вы не поверите, доктор, эту вашу концепцию насчет глобальных рисков.

Я вздохнул с облегчением.

– Вы доложили о случившемся в Тунисе?

Он сказал со сдержанной улыбкой:

– Это их и подвигло. Как только поняли, что такое же сейчас может происходить и в других частях планеты. А что-то может быть и еще хуже…

– И решили сделать еще круче, чем сделали мы?

Он посмотрел внимательно.

– Просчитываете реакции? Совершенно верно, почти сразу решили не отдавать России первенство в таких операциях. Мир должны спасти Соединенные Штаты!

– Прекрасно, – сказал я с облегчением. – Это самое лучшее соперничество, что можно придумать. Мы не против отдать им первенство. Пусть спасают. В Штатах же уверены, что и Гитлера это они разгромили, а Россия не то где-то на горе пряталась и смотрела издали, не то вообще в союзе с Гитлером воевала против белоснежной и незапятнанной Америки.

Он криво усмехнулся.

– Перегибы бывают, но не так уж. Зато народ верит, что именно Штатам принадлежит будущее! А веру нужно поддерживать.

– Но не так же, – сказал я с упреком. – Знаете ли… Россия может крепко обидеться. Многие уже обижены. Вам в самом деле нужны враги в России?.. Я же показал на примере, что могут натворить даже мелкие группы, как вон та, что мы ликвидировали в Тунисе? А если всерьез обидится Россия?

Он вздохнул, развел руками.

– Постараюсь донести вашу точку зрения до руководства.

– Да уж постарайтесь.

– Вообще-то, – сказал он, – там головастые аналитики сидят и все высчитывают. До какой степени можно нажать на Россию, чтобы та не взъярилась и не ударила.

– Не просчитались бы, – сказал я с предостережением. – Ставки предельно высоки. Никогда еще на кон не ставилось все человечество!.. А сейчас оно уже там.

Он взял меня под локоть.

– Пойдемте, пока и мы не поссорились. Все почти собрались.

Мы прошли к тому же залу, Дуайт вежливо распахнул передо мною двери. На той стороне зала стена уже переливается цветными картинками на экранах, генералы тоже люди и предпочитают яркие изображения вместо графиков и сухих сообщений, хотя на двух дисплеях как раз ползут, резко переламываясь и злобно сшибаясь, кривые стрелы диаграмм.

Красная стрела упрямо прет вверх, обгоняя оранжевую и зеленую, те часто застывают на изломах, иногда проваливаются, потом начинают медленное мучительное всползание за победно прущей на гору зловеще-красной, при виде которой даже я ощутил некоторую тревогу.

В зале, кроме генералов и уже пятерых в штатском, с заметным облегчением увидел Фрэнка Вачмоуга с его коллегой Крисом Реншоу, их рассматриваю как коллег и союзников, а в заднем ряду скромно примостился еще один из «наших», то есть из яйцеголовых, Кен Шейн, океанолог, у которого подписанный контракт на сотрудничество с военными и клятва о неразглашении.

Дуайт с самым почтительным видом провел меня к столу, это намек на то, что держусь не слишком представительно, приходится подыгрывать, подчеркивая мой высокий статус.

Часть генералов еще на ногах, беседуют в кучках, сейчас начали занимать свои места, повернулись в ожидании в нашу сторону.

Дуайт поднялся, сказал громко:

– Продолжаем. Но не на том же месте, как полагает доктор Лавроноф. Он увидит, что у нас даже ночью работают и принимают важные решения… Доктор?

Я поднялся, генералы и штатские в зале рассматривают меня внимательно, кто с откровенной враждебностью, кто нейтрально, только трое яйцеголовых поглядывают с едва заметным сочувствием.

– Добрый день, – сказал я. – Иногда мне тоже, как и многим из вас, хотелось бы стать добрым таким доктором Айболитом, лечить милых зверюшек, кошечек и собачек, канареек… Но для нас с вами, сильных и ответственных, это всего лишь минуты слабости. В остальное время лечим весь мир и спасаем его от угрозы заболеть смертельно.

Дуайт заметил довольно громко:

– Неблагодарная работа. Даже спасибо не скажут… Простите, доктор, продолжайте, пожалуйста!