Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватит!! — Давид кричит во все горло, отталкиваясь от меня и хватаясь за голову. — Пожалуйста, хватит. Я больше не могу.
Мы молчим, каждый переваривая эту историю внутри себя. Пока я не ощущаю желанного освобождения, только слабость и опустошение. Наверно, полегчает чуть позже, когда я все осознаю в полной мере. Когда разрешу себе не быть больше жертвой. Переживу и отпущу. Но я еще не готова. Не все высказала.
— Я был зол, когда увидел тебя. Вас. Вместе. Я был уверен, что…все было по обоюдному согласию. После того ужина, когда мы приехали домой, ты сказала: «Скоро все будет хорошо». Эти слова тогда задели меня — ты сказала это с такой уверенностью. А потом, увидев вас в нашей постели, был уверен, что ты…переспала ради контракта. Боже, какой я сказочный идиот! Ненавижу! Себя ненавижу!
Теперь я неуверенно опускаю ладонь и зарываюсь пальцами в волосы Давида. Пытаюсь его успокоить, чтобы он не испытывал ту же боль, что и я. Ведь, когда любят, чувствуют боль другого также сильно, как и свою, да?..
— Я просто хотела тебя поддержать. Просто верила в тебя, Давид. И хотела, чтобы ты это чувствовал.
— А машина..?
Сглатываю. Он спрашивает о самом сложном. Но надо идти до конца, чтобы исцелиться.
Глава 48
Тея— Я попала в больницу с травмами после… — сглатываю и не заканчиваю. И так все понятно. — Через день ко мне прямо в реанимацию пришел отец Степана. Никого не пускают, а его, не родственника даже, пустили. С охраной, которая встала у двери, всем своим видом показывая, что у меня только один выход: согласиться с тем, что мне предложит Киреев-старший. Отец Степана собирался баллотироваться в депутаты, а скандал, если бы я написала заявление на Киреева-младшего, здорово помешал бы его карьере. В общем, это был добровольно-принудительный договор, от которого я не имела права отказаться, — грустно усмехаюсь, обнимая себя за плечи.
Давид так и сидит чуть поодаль, опираясь локтями о колени, и смотрит на меня пронзительным, тяжелым взглядом. Он что-то обдумывает что-то решает в этот момент для себя. И его мысли мне явно не понравятся, но у меня нет никаких сил остановить Хакимова.
— Мразь. Какой отец, таков и сын.
— Не без этого, да. Отец Степана перевел мне на счет приличную сумму денег и подарил машину сына. Таким образом он его наказал — папаша знал, что сынок без ума от тачки, и лишил ее, отдав той, кому он сломал жизнь. Цинично, грубо, но он считал, что ловит двух зайцев: воспитывает сына и извиняется передо мной за сломанную психику и полученные травмы. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Потому что выбора другого не было. Папаша Степана стер все данные о том, что я была десять дней в больнице. И в своей излюбленной манере дал понять, что ни одна живая душа не должна узнать о том, что случилось, и что я вообще знакома с семейством Киреевых.
Вздрагиваю и вскидываю голову, потому что Давид с силой методично впечатывает кулак в пол, повторяя:
— Сука! Сука! Сука!
Осторожно стекаю на пол и обнимаю Хакимова за плечи, прижимаясь всем телом. Знаю, ему, как и мне, нужно пережить эти эмоции, всю ту ситуацию, но вдвоем сделать это легче, чем по отдельности. Тем более, мы уже пробовали, и у нас ничего не получилось.
— Я помню, что ты приходила ко мне… — голос Давида неживой, глухой, как будто все эмоции разом умерли. Он обнимает меня в ответ, с его разбитых костяшек стекает кровь, но он не обращает на это внимания, поглаживая меня по предплечью.
— Да, сразу после больницы, как только выписали. Думала, что хоть ты меня поддержишь…
— Но я отдал приказ тебя не пропускать. Боялся. Себя боялся, что придушу за то, что сделала. За то, что, как я думал, под другого легла ради финансового благополучия. Или что хуже, чтобы потом с ним остаться, потому что у него нет проблем и денег полные карманы…Идиотом был! Не подумал, не включил разум…Твою верность и любовь как должное воспринимал. Получается, не ценил тебя совсем… Виноват, что связался с ублюдком и фактически привел эту сволочь в наш дом. А еще боялся, что увижу тебя, а ты потом во снах ко мне будешь являться…
— И что, — губы трогает грустная несмелая улыбка, — совсем не приходила? За все семь лет?
— Если бы, — я не вижу, но чувствую, что Хакимов усмехается. — поначалу едва ли не каждую ночь являлась. Потом реже. Через пару лет — раз в две недели, потом — раз в пару месяцев. Ничего не говорила. Просто стояла и с укором смотрела. Плакала. А недавно, прямо накануне нашей встречи в офисе, перестала.
Обнимаю Давида сильнее, зная, что следующие слова ему не понравятся.
— Я тогда решила дать шанс Захару.
Воцаряется давящая тишина. Мне даже кажется, что Хакимов в привычной ему манере взорвется, устраивая скандал. Он даже напрягается всем телом, и я отчаянно желаю стать меньше ростом, исчезнуть, испариться, только бы не попасть под волну его гнева.
Но босс и тут удивляет. Он лишь на мгновение сжимает мое предплечье и грозно выпаливает:
— Пусть не тратит время и не надеется на что-то. Я больше не отпущу тебя, Тея. — И резко меняет тему, показывая, что тема закрыта. — Ты сказала «…хоть ты меня поддержишь»…Что ты имела в виду?
Втягиваю губы и прикусываю их изнутри, настолько сильно не хочу вспоминать тот эпизод через несколько дней после произошедшего. Он такой же болезненный, как и сам факт того, что сотворил со мной Киреев.
Не хочу рассказывать. Болит.
Но лучше пластырь с раны рвать резко и быстро, так ведь?..
— В первый же день, когда меня перевели из реанимации в палату,
