Я горько усмехнулась и теперь сама сжала руку Дариса. Мне было неприятно вспоминать о своём детстве, да и воспоминания там остались в основном гадкие. Но сейчас я вдруг почувствовала в себе желание поделиться этим с Рисом. Кто знает, вдруг мне, и правда, станет легче?

– Мама встречалась с разными мужчинами, – продолжила я свой рассказ. – Довольно часто они оставались у неё на ночь. Меня же она от них скрывала. Когда у неё был гость, мне строго настрого запрещалось выходить из комнаты, шуметь, говорить, да и вообще хоть как-то обозначать своё существование. Правда, иногда случалось, что её очередной… друг, узнавал обо мне, и тогда Амелия очень на меня злилась. Ругалась, даже била пару раз. Так что я твёрдо уяснила: когда у неё гости, мне нужно прикинуться мебелью.

Переведя дыхание, я постаралась унять волнение и всё-таки окунуться в самое страшное своё воспоминание. Рис молчал, смотрел на меня с пониманием и сочувствием, но мне всё равно было жутко.

– А однажды вечером, придя домой, мама радостно заявила, что теперь всё изменится. Пребывая в прекрасном настроении, она рассказала мне, своей восьмилетней дочери, что встретила настоящий денежный мешок. Я уже не помню, что именно она тогда говорила, но меня порадовало её хорошее настроение. Правда, после этого я стала чаще оставаться дома одна – наша соседка в то время куда-то переехала вместе с семьёй, потому я большую часть времени была предоставлена сама себе. И в тот вечер, когда Амелия в очередной раз привела в нашу квартиру мужчину, я развлекала себя тем, что примеряла её наряды. Правда, потом аккуратно вешала обратно в шкаф, чтобы в случае чего быстро убежать. Вот только… не получилось. Когда мама с каким-то мужиком, целуясь, завалились в комнату, я лишь чудом успела спрятаться за плотной шторой.

На этом моменте мои нервы всё-таки сдали.

Я вдруг почувствовала противный, гадкий холод, который будто бы шёл изнутри, а на глазах навернулись слёзы. Пыталась их сдерживать, но они всё равно скапливались на ресницах, скатывались по щекам. Дарис всё так же сидел напротив, держа обе мои руки, даже не позволяя вытереть лицо, и не отрывал от меня напряжённого взгляда.

– Что было дальше? – спросил Рис, и теперь в его голосе не было ни капли любопытства, лишь нескрываемая обречённость. – Говори, Дель. Расскажи мне. И не бойся, я рядом. Никому не позволю тебе навредить.

Не знаю почему, но я верила его словам. Верила настолько, как не верила даже самой себе!

– Я не смотрела, – сказала тихо. – Забилась в угол у самого окна и боялась даже лишний раз шелохнуться. Но когда Амелия громко застонала, я всё-таки выглянула… но лучше бы не делала этого.

– Тебя заметили?

– Нет. Они были слишком заняты, чтобы обратить внимание на колыхнувшуюся штору. Я тогда не понимала, что они там делают. Видела только мужскую широкую спину… его задницу и мамины голые ноги. Потом рассмотрела и всё остальное. Это… длилось долго. В перерывах между… они что-то пили прямо из горла бутылки. Не знаю, что это было, но точно какая-то психотропная гадость. Потому что в один момент мужик будто взбесился. Кажется, это произошло после какой-то фразы Амелии. Он ударил её, а она даже не подумала испугаться. Начала выкрикивать ему в лицо злые слова. Кидалась на него, как разъярённая кошка. Дралась, царапалась. А потом… он повалил её на кровать… и вцепился руками в шею. Она хрипела, пыталась вырваться, но…

Крепко зажмурившись, я попыталась отмахнуться от тех жутких картин, что теперь так ярко всплыли в памяти. Вот только не получалось.

– Он убил её, – прошептала, не сдерживая всхлип. – А потом услышал меня. Я плакала, скулила… Мне никогда в жизни было так страшно. Мою истерику он оборвал одним ударом.

Дышать стало совсем тяжело. И только теперь Рис отпустил мои руки и просто крепко меня обнял. Тепло его тела успокаивало и дарило ощущение защищённости. Наверное, именно потому я смогла закончить свой жуткий рассказ.

– Очнулась уже в больнице. Там-то мне и сообщили, что на нашу квартиру напали грабители, украли только какие-то мелочи, а меня ударили по голове, наградив сотрясением мозга. Мамы по версии следователей вообще дома в тот момент не было. Она просто исчезла. Вроде как её искали, но так и не смогли найти. Я пыталась рассказать правду, но не смогла. Как только хотела заговорить об убийце, начинала сбиваться и заикаться. Врачи просто написали заключение, что у меня шок и я не в себе. На этом всё и закончилось. Полицейские заключили, что нападения связано с маминой работой. Всё же журналист – не самая безопасная профессия. Виновных так и не нашли. Так как родственников не было, меня отправили в приют. Временно, пока мама не найдётся. Но я знала, что этого не произойдёт.

– Ты так никому и не рассказала о том, кто это сделал? – спросил Рис, успокаивающе поглаживая меня по напряжённой спине. – Твой отец наверняка нашёл бы способ выяснить правду.

– Нет. Ты первый, кому я об этом всём говорю, – призналась, уткнувшись в его плечо.

– А тот мужик, ты бы узнала его, если бы увидела? – снова спросил Дарис.

– Я и узнала, – отозвалась едва слышно. – Через пару лет в программе новостей по головизору увидела. Он – известный политик.

– Скажи мне имя.

– Нет.

– Скажи, – с нажимом повторил Дарис.

– Нет, – снова отказалась я, чувствуя, что мне всё сильнее хочется просто расслабиться и уснуть. – Не скажу. Не проси.

Хотела отстраниться от Риса, но не смогла. Моё тело будто в одно мгновение покинули все силы. Теперь даже глаза открыть не получалось.

– Что… со мной? – спросила, чувствуя, что язык уже почти не слушается.

– Действие препарата заканчивается, – мягким тоном ответил Рис, продолжая меня обнимать. – Сейчас ты просто уснёшь. Не противься этому. А когда проснёшься, Делли, тебе обязательно станет легче.

– Обещаешь? – спросила я, едва найдя в себе силы на это слово.

– Обещаю, – услышала ответ Дариса.

На этом моё сознание окончательно померкло, укутанное сном. К счастью, без сновидений.

* * *

Просыпаться не хотелось, но и спать почему-то больше не получалось. Хотя, будь моя воля, я бы удовольствием снова уснула, тем более что и одеяло казалось тёплым, и кровать – приятно упругой, даже твёрдой, и подушка пахла уютом и чем-то родным. Странно, а ведь в моей спальне в общежитии совсем другой матрас – мягкий. Подушки другие… одеяло. И что это значит?

Открыв глаза, я удивлённо села на постели. И лишь теперь, о кинув взглядом довольно аскетичный интерьер, окончательно убедилась, что проснуться меня угораздило точно не в своей комнате. Это помещение было раза в три меньше, стены имели гадкий серо-зелёный оттенок, а единственное небольшое окошко оказалось завешено плотной серой шторой. Вместо современного шкафа стоял старенький комод, а в углу ютился стол с единственным стулом. У дальней стены располагались две двери. И если одна сейчас была плотно закрыта, то вторая – наоборот, оказалась немного приоткрыта. И из-за неё сейчас слышались голоса. Вот только, чтобы разобрать смысл слов, мне пришлось подняться и подойти ближе. Уж больно интересно стало узнать, у кого в гостях я так неосмотрительно очутилась.