– Красивый вид.

Он смотрит в окно на уличную суету, едва различимую сквозь сажу на стеклах.

– Э, угу… – говорит Спад, покачивая и дергая головой. Из уголка рта у него течет кровь. Он видит, что Сайм это замечает. – Это все от спидов, мине надо, чёбы с синьки спрыгнуть.

– Угу, а тут вид уже не такой красивый, – улыбается бардач, глядя на невообразимую груду старых контейнеров из-под лапши «Пот нудл».

– Я в курсах, чё «Пот нудлы» для здоровья неполезные и не надо мине их жрать…

– Бред, в них есть всё, чё тибе необходимо. Китайцы вон до ста лет живут. – Виктор Сайм поворачивается к Майки: – Вспомни за Мастера с «Кунг-фу».

– Небось так и есть, – несмело говорит Спад.

– Чё ты вон там видишь, братан? – спрашивает Сайм, пытаясь заглянуть в голову вот такого Дэнни Мёрфи, стараясь понять, каково смотреть на мир его запавшими, бегающими юркими глазами. Это упражнение наполняет его жгучей неприязнью и ощущением, что, стерев с лица земли это чепушило, он окажет человечеству услугу. Он обнимает Спада за худое дрожащее плечо, свободной рукой плавно доставая из кармана короткую дубинку.

– Хазэ… ну типа там здания, магазы и все такое…

Резким движением хищника отскочив назад, Виктор Сайм жахает Дэнни Мёрфи по голове. Майки Форрестер, вынужденный свидетель, ежится от стыда и омерзения, пока нападающий цедит сквозь сжатые зубы:

– А щас чё видишь?!

Спад заходится в первобытном крике, охваченный приступом тошноты и ужаснейшей болью, словно череп треснул и в середину мозга забили гвоздь. Слава богу, длится это всего пару секунд, и он чувствует, как изо рта вытекает блевотина, а навстречу поднимается пол.

Тотоха начинает тявкать и затем лижет Спаду голову. Майки становится красным как рак, нижняя губа у него дрожит. Глаза Спада глубоко закатились, он слабо, но различимо отдувается. Сайм поднимает собаку, та горестно скулит.

– Никада особо цуциков не любил, – говорит он Майки, чье лицо становится теперь похоронно-серым.

В самом просторном люксе того подвального помещения, что Виктор Сайм использует для своей коммерческой деятельности, окон нет, а главное место занимает красная бархатная портьера. Все остальное освещено снизу вмонтированными в пол светильниками и украшено россыпями алых подушек с золотой кружевной каймой. Они усеивают отшлифованный и покрытый лаком деревянный пол. Еще одна изюминка этого номера – большой телевизор с плоским экраном, закрепленный на стене.

Виктор Сайм держит в руках пульт управления: изображение на экране выключается. Владелец только что воспроизвел перед Юэном Маккоркиндейлом видео, на котором тот совершает половой акт с Жасмин, и медику пришлось смотреть с немой мукой.

– Зачем мне это показывать? – вздыхает подиатр.

– Чёбы до тибя донести, дражайший доктор, – Юэна аж передергивает от елейного пародийного акцента морнингсайдовского чайного зала, – чё ты по уши, нахуй, в говнище. В общем, док, ты сможешь с ниво выбраться, если правильно разыграешь карты.

Юэн снова неудержимо скатывается в глубокое, бессильное молчание.

Больной, который, сидя в углу, изредка перемежал просмотр видео презрительными вздохами, сыпля Юэну соль на рану, внезапно встает:

– Класс. Ну я тогда пошел, а вы, ребятушки, сами обсудите условия вашей сделки, раз мои услуги теперь излишни.

Из глотки Юэна доносится неуверенная мольба:

– Не уходи…

– Не-а, ты тут подождешь, – солидарно обрывает Сайм. – Я все за тибя слыхал, братан. Ты в ответе за эту проблему, – предъявляет он Больному. – Я нашел твоего зятя тут.

– Угу, но сейчас ты его шантажируешь. Так что, по-моему, мы квиты.

– Так дело не пойдет. – Сайм практически берет на себя роль смотрящего, который неохотно навязывает деспотичные правила, придуманные кем-то другим. – Вам надо утрясти это с твоей сеструхой, – он смотрит на Больного, – и с твоей женой. – Сайм гадко, нездорово подмигивает Юэну. – И вы не сможете, пока этот видос в свободном обращении.

– Пожалуйста… сколько вы за него хотите? – умоляет Юэн.

– Ш-ша, – перебивает Виктор Сайм. – Твой зятек врубается в наши расклады, док. А ты тут турист ебучий.

– Пошел ты нахуй, – с вызовом говорит Больной. – Я на тебя не работаю.

– Как же, как же, – напевает Сайм, в стиле рождественского представления отдергивая бархатную портьеру у них за спиной. Позади нее вверх ногами висит связанный Спад Мёрфи с кляпом во рту.

Больной охает и пятится.

– Теперь все от вас двоих зависит. – Сайм облизывает тонкие бескровные губы. – Можете уйти отсюдова. Но если уйдете, этому парню амба.

Юэн дергает головой:

– Я без понятия, кто это.

Тогда Виктор Сайм машет тисненой визитной карточкой «Коллег», которую нашел в кармане у Спада, и Саймон Уильямсон вынужден упавшим голосом сказать:

– Я его знаю.

– Ну а ты с ним познакомишься, док, – высокомерно обещает Юэну Виктор Сайм, и от его мерзкой фальшивой ухмылки в жилах свойственников стынет кровь. – Угу, познакомишься с ним близехонько. Ведь тибе прямо щас за работу пора приниматься.

«Чешу такой по кладбищу, а там все в тумане. Надгробия вижу, но нифига не разберу на них. Тотоха лежит у одной могилы, поклал свои малые лапки на глаза, кабута рюмит. Подхожу и пробую заговорить с ним, но он не шевелит лапами. Читаю надпись на камне: ДЭНИЭЛ МЁРФИ…

Ох, блин…

Потом лапы Тотохины опускаются, и вижу, чё это не он, а черт с бошкой рептилоида и сморит на миня прямо…

Оборачуюсь бежать, а эти дебилы с большими лобастыми фейсами хватают миня, и один – жах! – пером в живот мине…

НЕЕЕЕЕ!!!!!»

Када очухиваюся, кошмар чисто типа продолжается, я ж тут никада раньше не был, но все равно как бы в курсах, хотя насилу дышать можу. В носу дерет от резкого запаха ссанины. Пытаюся пересилить боль и тошноту в животе, чёбы чердак основным командам подчинялся. «Не закрывай эти бельма мутные. Убери язык с нёба, чёбы не задохнуться…»

Ох, блин… я в кровати и дрожу, как котеныш. В глазах туман, кабута туда молофьи налили, и я моргаю постоянно, ну и наконец зрение фокусируется. На железной стойке пакет с плазмой крови, и оттудова трубка выходит…

«Чё за нахуй, блин…»

Не могу поверить, чё эта трубка к моему телу ведет, хотя мой мозг говорит мине, чё сто проциков это так и есть! Приподымаю тонкие одеяла и выясняю, чё эта трубка подходит к повязке сбоку моего брюха. В шоке вскакую. Мине совсем хреново, и я подымаю бошку, чёбы сорентироваться лучше. Засаленные лимонно-зеленые стенки, покрашенные сверху старых обоев с узорами, чё сквозь краску просвечуют. Заляпанный бордовый ковер. Комната – чисто семьсятые, дыра во времени, с этими съемными комнатами и облезлыми флэтами, где все жизненные драмы паренька Мёрфи разворачивалися…