– Тебе же сказано, что я не его отец! Разбирайся сама со своим сыном!

И он отсоединился. У меня уже не было слез, чтобы плакать из-за его жестокости, и не было голоса, чтобы выразить свое возмущение.

– Это можно было предвидеть, – с трудом выдавила я в конце концов.

Поль громко выругался, что с ним случалось крайне редко, вена на его виске яростно пульсировала. Он вытащил из кармана свой мобильник и стал названивать Николя, продолжая крепко прижимать меня к себе, словно защищая от свирепой агрессии.

– Мудак! – завопил Поль через несколько секунд. – Он выключил телефон.

– Не нервничай, он того не стоит… Теперь я могу сделать только одно.

Он все прочитал в моем грустном, но твердом взгляде.

– Я буду рядом, вдруг понадоблюсь… Останусь здесь на ночь…

Я поблагодарила его поцелуем в щеку. Он отпустил меня, встал, убедился, что я прислонилась к дивану и не упаду, и ушел на кухню. Я уставилась на дисплей телефона и тряслась от страха, представляя себе, какой прием мне устроит Паком. Но он был моей последней и единственной надеждой. К моему удивлению, он тут же ответил:

– Что случилось, Рен?

В его голосе было беспокойство. Мне захотелось плакать просто от того, что я его услышала.

– Паком, прости, что… что звоню так поздно, но…

– Что стряслось? Скажи мне! Все в порядке?

– Ноэ… Ноэ сбежал. Скорее всего, он поехал в Сен-Мало. Это не точно, может, я ошибаюсь, но другого варианта не вижу… Я пыталась предупредить Николя… Он не хочет ничего слышать ни обо мне, ни о нем… Ты единственный, кто знает Ноэ… так что если вдруг…

– Я пойду его искать, Рен, не волнуйся, я сделаю все, что надо.

Мы оба замолчали, и я услышала его прерывистое дыхание.

– Ты не одна дома?

– Поль со мной.

– Это хорошо…

Я различила в его голосе облегчение.

– Я сразу свяжусь с тобой, если что-то узнаю…

Паком прервал разговор, не добавив ни слова. Я заглушила острую тоску по нему.

Это была самая ужасная и самая длинная ночь в моей жизни. Мы с Полем провели ее главным образом в попытках связаться с Ноэ. Безуспешно. Мы оставили ему столько сообщений, что голосовая почта переполнилась, вынудив нас переключиться на эсэмэски и соцсети. Мы все время сидели обнявшись на диване, я была совсем без сил, но при этом усталость меня не брала. Поль напрасно уговаривал меня поспать хотя бы час – мой организм противился сну. Поль же задремал на несколько минут, потом резко вскочил. Я курила одну сигарету за другой, и меня преследовали пугающие картины: мой сын, растерянный, злой, одинокий, вокруг ночь, и рядом нет никого, кто помог бы ему. Почему он не поговорил со мной? Почему не наорал на меня? Вопросы, вопросы – и ни одного ответа. Почему он предпочел уклоняться, не вступая в прямую стычку? На рассвете я собралась заявить о его исчезновении в полицию. Конечно, мне скажут, что еще слишком рано, и не воспримут всерьез этот подростковый побег. Но я должна действовать, слишком долго я оставалась пассивной, так больше не может продолжаться.

В 7. 04 я уже не помнила, сколько чашек кофе механически проглотила, я дрожала всем телом, во рту пересохло, от сигарет я охрипла, глаза немилосердно щипало, в них полопались сосуды. Поль настоял, чтобы я приняла душ, я направилась в ванную, и в этот момент наконец-то прорезался телефон. Я схватила его. Паком.

– Я его нашел, – сразу объявил он.

Я слышала в трубке, как бушует и завывает ветер, шум был оглушительный.

– Что? Где? Как он? Скажи мне! Дай ему трубку, умоляю.

– Шшш, Рен… успокойся.

Кровь в жилах двигалась беспорядочными толчками, Поль поддержал меня за талию. Паком носился по городу всю ночь, проверял вокзал, заглядывал на улицы, где собираются те, кто ищет попутчиков для поездки на автомобиле, подходил к дому Николя. Ближе к шести утра ему потребовался кофе, чтобы с новыми силами продолжить обход. Возле “Четырех сторон света”, у складских ворот, скрючившись, дремал Ноэ. Паком разозлился на себя за то, что не догадался начать поиски со склада. Ноэ провел несколько часов под дождем.

– Не волнуйся, он просто утомился и замерз. Я посадил его в машину и сейчас отвезу к себе.

– Я приеду.

– И речи быть не может! Ты не в том состоянии! Разобьешься.

– Я должна его увидеть, я должна вернуть его домой.

На меня снова напала дрожь. Поль вырвал у меня телефон.

– Паком, это Поль. Я поспал пару часов…

Это было совершеннейшей неправдой, но ему тоже было необходимо увидеть Ноэ.

– Не волнуйтесь за нее, я поведу… А… Ага… Очень хорошо… Нет… Мы будем через несколько часов…

Поль закончил разговор, упорно отворачиваясь от меня.

– Я приму у тебя душ, и мы поедем.

– Что тебе сказал Паком?

– Ничего.

– Поль! Что он сказал?

Он глубоко вздохнул, потом обхватил ладонями мое лицо и пристально посмотрел в глаза:

– Не рассчитывай, что Ноэ бросится обнимать тебя. Он настроен решительно.

Меня шатало, слезы катились по щекам, я отказывалась слышать то, что Поль мне втолковывал.

– Я привезу его домой. Я его мать.

– Отлично…

Он в это не верил. Я же бросила в сражение последние силы.

Поль мчался на предельной скорости, чтобы разрядиться. Я была благодарна ему за это. Каждый километр приближал меня к сыну. Если я не курила, то грызла ногти. В Сен-Мало была отвратительная погода: дождь лил слезы[6], ветер нес тоску и страдания, а жизнь понемногу покидала меня. Суровость этих мест впервые напугала меня, но гораздо сильнее страшила перспектива встречи с Ноэ, необходимость выдержать его неприятие, а возможно, и ненависть.

Паком бесшумно открыл дверь. Наши глаза тут же нашли друг друга. Время остановилось на несколько секунд, и я успела сказать себе, что все будет хорошо. Я утонула в его серых глазах, которые хотели меня утешить, предостеречь, хотели любить меня. Он валился с ног, и как было бы прекрасно отдохнуть вместе. Наши тела инстинктивно потянулись друг к другу, но я остановилась на полпути, потому что сейчас главным для меня был не он. Я предпочла сразу сломать прозрачный кокон, в который мы уже были готовы спрятаться.

– Где он?

– Спит.

Паком заметил за моей спиной Поля и кивком поздоровался с ним, потом посторонился, пропуская нас в квартиру. Ноги сами принесли меня к окну, откуда открывается вид, который никогда не наскучит.

– Он тебе что-то говорил? – спросила я, продолжая смотреть на море.