Венькина мать задумалась.

– Тольки с Варей родители точно не видели. Они круглый день в огороде, попой кверху. Масянин-старший киряет со вчерашнего, тоже вряд ли. У Васильевны разве спросить? Эта вечно у окошка шпионит.

Васильевна оказалась шустрой, вездесущей и подозрительной старухой. Затараторила:

– Видала, видала. Тоже еще подумала: чего к детям лезет? Смотрела долго – вдруг курево им предложит? Или эти, как их, спицы?

– Спайсы.

– Во-во. Но нет. Она играть взялась. А потом еще конфетами покормила. Я, милок, знаешь, чего подумала? Бывают такие. Блаженные. Своих детишек нет – к чужим лезут.

– А как выглядела она?

– Ну… шустрая такая. Хотя и старая. На лицо – все шестьдесят. Но скакала, как девчонка. Физкультуру, что ли, делает?

– Вы в Васильково ее видели раньше?

– Нет. Никогда, – уверенно сказала старуха. – Хотя похожа она на кого-то. Артистка, что ли?

– Или на кого-то из местных?

– Из местных? – старуха задумалась. – У Востряковых дочка-перестарка шустрая, тоже все скачет. Но нет. Та блондинка, и нос другой. Чего-то в ней, знаешь, от кого было? От Ольки. Этой, слепоглухой. Нет, не волосы, не лицо. То ли голос похож. То ли походка.

Дима напрягся:

– Может быть, дочка Ольги?

– Ритка?! Ой, ну ты скажешь! – отмахнулась старуха. – Ритка молодая. Синеглазая. Красотка. А эта старая была. И ущербная, понимаешь?

– Слепая? – простодушно уточнил Дима.

– Ну какая слепая, если она, как олень, скакала! – укорила Васильевна. – Просто убогая. Забитая. Горбилась. Голову опускала. Будто стеснялась.

«Или очень не хотела, чтобы ее узнали».

И Дима задал последний вопрос:

– А видеокамеры у вас тут нигде нету?

– Ой, ты сказанул! – язвительно молвила бабка. – Мне, что ль, ее на свой забор деревянный ставить? Или Артурчику, алкашу?

– Может, муниципальная? – предположил Дима.

– Муниципальная! – передразнила старуха. – Ты еще депутатов вспомни. Кому мы тут нужны?

Полуянов обошел еще пяток домов – тех, что смотрели фасадами на деревенский «культурный пятачок» – с колодцем, телефоном и почтовыми ящиками. В паре дворов даму видели. Кто играет с их детьми – никто не забеспокоился. Наоборот, радовались: «Хоть заняла их, а то целыми днями без дела болтаются».

Словесный портрет в итоге получился чахлый. Худощавая, молодящаяся. Косит под девочку, но на лицо старуха. «Встречаются такие придурочные, летом по лесу с лыжными палками ходят, вроде как спорт такой». Волосы каштановые, цвет глаз никто не разглядел. Про то, что горбилась, глаза прятала и походила на слепоглухую Ольгу, одна Васильевна сказала. Остальные, наоборот, возмутились: «С Ольгой-то? Вообще ничего общего. На Маргариту похожа?! Чушь».

Но Полуянову слова старухи запали в душу.

Вернулся в дом. Без Нади он ему показался бесприютным, холодным.

Взял из шкафа пакет арахиса. Прошел в кабинет – где еще думать?

На столе, поверх пачки старых писем, валялась фотография. Трое смеются в объектив. Маргарита с Васей. И рядом – Анжела. Юные, беззаботные.

Анжела, впрочем, и сейчас хохочет, пьет с утра кампари с шампанским.

Маргарита делает карьеру. Управляет автосалоном. Интересный выбор для женщины.

А Вася давно мертв.

Стоп. Еще раз.

Вася мертв. Маргарита, потерявшая первую и единственную любовь, с головой ушла в карьеру. Однако мужчина у нее есть. Уже двое о том говорили. Иван Иваныч – якобы маньяк. И Надя упоминала.

Никакого отношения к отравлению любимой данный факт не имел. Но Полуянов терпеть не мог непонятностей. Он сбросил с колен так и не раскрытый пакет арахиса и поспешил к Ольге.

Общаться со слепоглухой оказалось на удивление несложно. Ответ он получил быстро – и однозначный:

– Друг у Маргариты был один-единственный. Василий, пусть земля ему будет пухом. А сейчас у нее одна любовь. Работа. Целыми днями в своем автосалоне. А в выходные – массаж, фитнес. Машинам красивым хочет соответствовать.

– Но ее видели здесь, в Васильково. С каким-то мужчиной.

– Ошиблись, – уверенно возразила Черемисова. – Маргарита сюда приезжает раз в месяц. Изведет мне все нервы – и сразу домой. А друзья детства все давно разлетелись.

Дима чуть растерялся. Но нарисовал на руке Ольги новый вопрос:

– А она не может вас обманывать?

– Я не могу сказать «вижу», – усмехнулась женщина. – Но чувствую ее насквозь. Маргарита одинока. У нее ни с кем нет серьезных отношений.

Сомнительно.

Ладно, Надюха могла не разглядеть. Иван Иваныч тоже ошибся. Но крайне редко бывает, что ошибаются двое.

Скорее ясновидящая просто не в курсе. Или намеренно прикрывает свою дочку.

Что дальше? Можно поехать в автосалон, расспросить коллег. Скорее всего, у Маргариты действительно имеется сердечный друг. Но у нее ведь и собственная квартира в столице есть!

Зачем, в таком случае, ей уединяться с мужчиной в васильковском леске? И бродить с ним ночами по деревенским улицам?!

Что-то нечисто здесь.

И очень плохо, что загадочного мужчину видела именно Надя.

Может быть, она приметила что-то еще? И сама не поняла, насколько опасна для нее информация?

А теперь поплатилась за это?!

Времени у Димы имелось – сущие крохи. Он понимал: очень скоро в деревне поднимется шум. Врачи сообщат в полицию о криминальной пациентке, болтушка-продавщица потолкует с участковым. И все, начнется. Первым делом придут к нему. Журналист много общался с представителями правоохранительных органов, прекрасно знал: есть мотив или нет, а в отравлении всегда стараются обвинить мужа или сожителя.

Нужно делать первый ход самому.

Дима набрал Савельева.

Нарвался на традиционное: «абонент не абонент». И немедленно позвонил полковнику на прямой телефон в кабинет.

– Да! – тоном людоеда рявкнул тот.

– Это Полуянов…

И полицейский взорвался:

– Ёшь твою влево, достал ты уже! Я с пяти утра на ногах, Котлов твой, фонд, черт бы их! Навязал мне на голову!

– Что? Котлова взяли? – обрадовался Дима.

– Взяли, – чуть оттаял полковник. – И благотворителя главного, и всех дружков его. Сейчас как раз Рыжего трясут. Фотографа нашего.

– И что он?

– Рыбой притворяется, – хмыкнул Савельев. – Говорить не умеет. Но ничего. Научим. Куда денется?

– А вы… – чуть запнулся Полуянов, – всех взяли?