сверху. Видел, как Тихон, цепляясь парой кованых крючьев за бревенчатую стену, спустился туда, где бревна были вкопаны в выступы земной породы, повозился там, а потом вскинул голову и с улыбкой отозвался: постоят еще, крепкие. Лещ махнул, чтобы парнишка поднимался, но тот стал пробираться куда-то в сторону, держась за крючья, которые уверенно вставлял в пазы между бревен.

Озар поежился. Высота и в самом деле была немалая. Он вспомнил рассказ Вышебора, как его отец Колояр сбрасывал с крутых склонов Хоревицы находников-печенегов. Не так уж сложно было их отсюда валить, а донизу вряд ли уже кто живой долетал – наверняка разбивался в лепешку. Разве что можно было удержаться на кое-где проросших сквозь горную породу деревцах. Хотя были ли те деревца в ту пору? Лет пятнадцать уже с того набега прошло, если не более. Но как-то же взбирались копченые? Значит, и тогда какие-то березки, осинки росли на склоне. Вот и сейчас Тихон подобрался к одной из таких, крючья свои на пояс повесил, а сам стал по ней карабкаться. Березка начала клониться над бездной, а Тихон, к ужасу Озара, принялся еще сильнее ее раскачивать. И в какой-то миг, когда она приблизилась к стене, мальчишка ловко ухватился за какой-то сучок, торчавший из бревна, переместился и, отпустив деревце, начал карабкаться по выступам, цепляясь за какие-то трещины и выбоины. Да ловко так. Миг – и его рыжая голова уже оказалась над парапетом. Запыхавшийся был, но улыбался довольно.

– И правда как кошка лазит! – восхитился Озар.

Лещ потрепал парнишку по рыжим волосам.

– Удалец у нас растет, ох и удалец же!

– Но ты его это… все равно веревкой на будущее обвязывай, – посоветовал волхв. И поглядел вниз с опаской. А если бы постреленок сорвался?

Лещ хотел было увести Тихона со стены, говорил, что за такую помощь тот заслужил от Голицы медовый пряник, но Озар попросил парнишку задержаться.

– Мне есть о чем его порасспрашивать, – пояснил. – Ну а потом отведу его к Голице.

– Я и сам могу к ней пойти, – сказал Тихон и мотнул головой, уклоняясь от протянутой руки Озара.

Лещ поглядел на них обоих и двинулся прочь по стене. Тихон же, облокотившись о парапет, смотрел вдаль.

– Вижу, что не нравлюсь я тебе, дитя из Корсуня, – произнес Озар.

– Ты не девка, чтобы мне нравиться, – подражая басистому голосу кого-то из взрослых, отозвался Тихон.

С его иноземным выговором это звучало забавно. Но Озару совсем не понравилось то, что потом добавил мальчик:

– Ты ненужный тут человек. Такие, как ты, Христа не любят.

– А за что мне его любить? – тоже прислонившись к парапету, спросил Озар. – Он для меня чужой. Всю жизнь я чтил своих богов, они мне близки были, я их понимал и слышал везде – в шуме листвы, в крике птиц, в порывах ветра. Вон несется облако по небосводу – значит, Стрибог ветреный дует на него, гонит над видокраем[87]. Светит солнышко – значит, несется по небесному своду в своей колеснице ясный Хорос-солнышко. А ночь наступит, Месяц Месяцович взойдет в вышине – это тоже ясно и понятно. А Христос где? Кто его видел?

– Христос, он здесь, – приложил руку к груди Тихон. – Ты просто знаешь, что он есть, и живешь, стараясь следовать его учению и не творить зла.

– А ведь кто-то сотворил зло, Тихон. И в вашем доме. Слышал, небось, что с Жуягой случилось?

– Так это его Буран затоптал во время грозы, – удивленно выгнул брови парнишка. Но затем о чем-то задумался, посуровел.

Тогда Озар склонился к нему и спросил:

– А не видел ли ты чего странного прошлой ночью, малец? Яра вон сказывала, будто марилось тебе всякое. Может, заметил нечто, о чем мне стоит поведать? Вроде как прошел ночью кто-то по двору. Было такое?

Тихон посмотрел прямо в глаза волхву:

– Странно, что именно ты об этом спрашиваешь.

– Отчего же странно, – ответил Озар после некоторой паузы. – Я здесь и приставлен, чтобы вопросы задавать.

– Ну да, конечно, – сказал Тихон, все так же глядя на него. Глаза у парнишки были рыжие, лишь немного темнее падавших на лоб рыжих прядей. – Но почему именно волхву такое поручили?

– Потому что Добрыня мне доверяет. И мне для него надо вызнать, что у вас происходит, дабы он мог отчитаться перед князем. Ведь это князь приказал разобраться, кто дурное на родителя твоего задумал да злодейство совершил.

Про свои догадки насчет Жуяги волхв парнишке не сказал. Зачем мальца огорчать? Вон как он понурился. И пусть Тихон христианин непреклонный, но ведь дитя еще…

Тихон задумчиво смотрел на дальние березы на горе Детинке. Молчал. И Озар понял: не нравится ему язычник, перед которым ответ надо держать. Потому и не торопил мальчишку, тоже повернулся в сторону Детинки. Там среди березовых стволов порой мелькали белые девичьи рубахи. Была середина рабочего дня, однако девушки все же находили время, чтобы сбéгать в священную рощу и надеть венок на ветви или ленту повязать – по поверьям, так девушки-славницы вымаливали у Лады внимание понравившихся им молодцев. Красивый старый обычай. Ну как такое может быть кому-то не по душе? Исстари так жили люди в этих краях. А малец злится на волхва уже потому, что тому мило все родное и привычное, а не привезенное из чужих краев.

– Так будем говорить, парень? Учти, если ты что-то видел, мне помощь твоя может понадобиться.

– Видел, – тихо отозвался мальчик. – Но думал, что померещилось… Ходил кто-то ночью под ливнем. Как раз к конюшне прошел. Я из окошка заметил.

Озар напрягся:

– Когда это было? Под утро, ближе в полуночи? Когда?

– Да не знаю я! Просто от грохота проснулся, потом заметил, что в окно заливает, и поднялся, хотел ставни поплотнее закрыть. А тут вспышка молнии. Вот я и увидел, как человек, накрытый белой шкурой… ну, или накидкой, прошел к конюшне. Тогда я даже испугался. Но успокоил себя мыслью, что это кто-то из наших решил проверить, как там кони.

– А ты не мог бы определить, кто это был?

– Говорю же, накрытый он был. К тому же темно было, дождь лил. Если бы не вспышка молнии, то, может, вообще не заметил бы. Поэтому не рассмотрел я его толком.

– Ну хоть высокий, низкий?

– Сгорбленный. И двигался как-то странно, будто переваливаясь. Но самого под покровом не рассмотрел.

– Что значит переваливался?

– Ну вот так ходил.

И мальчик, сгорбившись, стал ковылять, приволакивая ногу.

В этот миг Озару показалось, будто следит за