— Ясно. Что ж, хорошо. — Хью отбросил со лба прядь выжженных солнцем волос, и Милли заметила, что его рука слегка подрагивает. — Знаешь, я не мог уснуть, — продолжал он. — Не мог смириться с мыслью о всех этих мужчинах, увивающихся вокруг тебя. Благодаря этому я понял... Боже, я многое понял.

— И?

— Я должен был приехать и увидеть тебя.

Милли неожиданно осмелела — хорошо, какого черта, может, это все еще сон — и, приподняв бровь, переспросила:

— Увидеть меня?

Он протянул руку, дотронулся до ее лица, провел теплыми пальцами по ее бледным губам.

— Ладно. Поцеловать тебя.

Слишком медленно, слишком медленно. К этому моменту ожидание уже стало невыносимым. Милли обвила руками его шею, прижалась к нему всеми клеточками своего организма и прошептала:

— Хорошо, тогда лучше поскорее это делай.

Он поцеловал ее, и весь мир вокруг безудержно закружился. Милли чувствовала, что вся пылает, и нисколько бы не удивилась, если бы ночнушка с изображением подростка Кевина вдруг загорелась. Через ее тело прошло достаточно электричества, чтобы зажечь рождественскую елку на Трафальгарской площади. Трудно было поверить, что один рот, пара губ и один язык были способны произвести такое поразительное действие на... на весь ее организм.

Никогда раньше Милли так не целовали; ощущение было таким острым, что она не могла удержаться на ногах. Ее колени подкосились, и ей пришлось открыть глаза, чтобы немного прийти в себя. Оцепенело мигая, она поняла, что, пока одна ее часть наслаждалась головокружительным прикосновением губ Хью к ее губам, ее бесстыжие пальцы занимались тем, что вытаскивали его рубашку из джинсов, ловко расстегивали его пуговицы, а потом безудержно сновали по его груди...

Конечно, это было мало похоже на соблюдение правил: не показывать своего волнения, заставлять его теряться в догадках, сохранять загадочный вид...

— Ой! — вскрикнул Хью. — А это за что?

— О боже, извини, извини. Я должна была убедиться, что не сплю. — Милли энергично потерла красную отметину на тыльной стороне его ладони. — Я щипала себя. И неудивительно, что ничего не почувствовала, — оправдывалась она. — Я ущипнула не ту руку.

Он держал в ладонях ее лицо, а его рот был соблазнительно близко — всего в полудюйме от ее губ.

— Я мечтал об этом несколько недель. Не переставал думать о тебе. Поклялся себе, что ничего не произойдет, но сегодня не выдержал. Это было выше моих сил.

Милли была так счастлива, что ее глаза наполнились слезами.

— Я рада. Я хочу сказать, со мной было то же самое. Я все время о тебе думала, мне хотелось, чтобы что-нибудь произошло. — Ее опьянило возбуждение, и поэтому ей было трудно составлять осмысленные фразы; одного только чудного запаха его тела было достаточно, чтобы совсем превратить ее речь в полную тарабарщину. — Я так ревновала, когда увидела тебя с Кейт. Я думала, ты собираешься бежать с ней в Гретна-Грин. А теперь ты здесь, ты приехал, чтобы меня увидеть, вернее, поцеловать... честно, ты потрясающе целуешься, кстати, не представляю, как у тебя это так здорово получается, но если тебе когда-нибудь понадобится дополнительный заработок, уверена, Лукас не раздумывая возьмет тебя на работу...

— Милли, ты заговариваешься.

— Боже, правда? Конечно нет, уверяю тебя, когда нервничаю, я никогда не заговариваюсь.

— А ты нервничаешь? — Хью улыбался, глядя на нее. — Почему?

Почему? Почему? Он что — сумасшедший?

— Потому что ты приехал, чтобы меня поцеловать, а теперь ты меня уже поцеловал, но все еще здесь, — выпалила Милли, — и возможно, я не самая яркая ракушка на пляже, но даже я могу догадаться, что произойдет дальше.

Пока она произносила свою сбивчивую речь, Хью по-прежнему держал ее голову в своих ладонях, нежно поглаживая сверхчувствительные мочки ее ушей. Теперь он опустил руки и стал застегивать пуговицы на своей рубашке.

— Я приехал не для того, чтобы заставлять тебя делать что-то против твоей воли. Если я тебя нервирую, мне лучше уйти.

— Не-е-ет! — Возмущенно закричав, Милли схватила его, чтобы не дать ему исчезнуть. — Я не это имела в виду. Я больше всего на свете хочу, чтобы ты остался. Просто я боюсь, что могу тебя разочаровать. Вдруг ты решишь, что в постели я ни на что не годна.

Было заметно, что Хью с трудом сдерживает смех.

— Но почему я должен так решить?

У Милли не было четкого ответа. Просто ей вдруг пришло в голову, что такая ужасная возможность не исключена.

— Ну, это как с Ричардом-садовником на вечеринке. — Качая головой, она старалась объяснить: — Он меня поцеловал, и это было ужасно, просто кошмар, как будто ко мне присосался пылесос. Но он не имеет представления, что так плохо целуется, понимаешь? Вероятно, воображает, что он превосходен. Тогда откуда я могу знать, что не так же плоха в... ну, знаешь, в этом деле... может, я не лучше его?

Уголки рта у Хью стали подергиваться.

— Уверяю тебя, твои поцелуи не имеют ничего общего с пылесосом. И потом, на мой счет тоже нет гарантий. Возможно, я ни на что не годен в постели.

— Ты серьезно?

— Нет. Конечно, я неподражаем.

— Теперь ты точно надо мной насмехаешься.

Он снова ее обнял, и Милли почувствовала, что его плечи трясутся от смеха.

— Я не насмехаюсь. Я считаю, мы должны рискнуть, вот и все. Если хочешь, поставишь мне потом оценку по десятибалльной системе.

Милли улыбнулась. Она начала чуть-чуть успокаиваться. Она была почти уверена, что в постели она — не безнадежный случай.

О боже, это произойдет, с трепетом думала она, это действительно произойдет.

Как здорово, что Эстер, по-видимому, отключилась у Джен и Трины и не доехала до дома.

Я могу заняться этим делом с Хью, а она ничего не узнает! Ура, мне не придется платить ей двести фунтов!

Не успела она подумать еще что-нибудь, как Хью снова стал ее целовать. Невероятно, но на этот раз фейерверк был даже более ослепительным. Еще более удивительно, что ее пальцы — по собственной инициативе — теперь были увлечены расстегиванием молнии на его джинсах.

— Занавески не задернуты, — вполголоса напомнил Хью.

— Лучше пойдем наверх, — прошептала в ответ Милли, дрожа от эротического наслаждения — его губы дотрагивались до ее уха.

— Ты уверена?

— Уверена. А ты?

— Глупый вопрос. Я приехал к тебе полчетвертого ночи, верно?

Милли глубоко вздохнула. Ей не хотелось задавать следующий вопрос, но это нужно было сделать.

— А как насчет... ну, ты знаешь... твоей жены? — Пауза. — Луизы.

Она сразу пожалела, что добавила последнее слово. Как будто он мог забыть имя своей жены.