— Может, объяснишься?

Крестовский поднимается и подходит так, чтобы стоять почти вплотную. У меня вдруг резко начинается какая-то странная аритмия, но я пытаюсь сохранять хладнокровие.

— Считаешь, что я должна объясняться? Это ты вломился в мою комнату с утра пораньше. Кстати, я могу поставить на дверь замок?

— Нет! — рявкает он.

— Почему это?

— Потому что это мой дом! И ты — тоже моя, ясно?!

— Слушаюсь и повинуюсь. Тогда раз это твой дом, и я, и все остальные, то и разбирайся сам. Я не собираюсь тебе помогать. Вот тебе твоя карточка, — хватаю с тумбочки кредитку, — вот тебе твои ключи. А вон туда ушла ТВОЯ сестра. Определяй приоритеты. Я пошла завтракать твоим кофе и твоей булкой в твоей кухне. А потом поеду не в твой клуб.

— Размечталась, — кричит Игорь мне вслед, — ты наказана и под домашним арестом!

Когда-нибудь я выйду в лес, подкараулю там Крестовского и уроню на него елку. А всем скажу, что это несчастный случай.

Сегодня завтрак Марина решает подать в столовую, правда, вовремя спускаюсь только я. Игорь наверняка бесится у себя, Крис (хочется верить) пошла досыпать, а Алекс вообще тень этого дома, его не видно и не слышно с тех пор, как на меня напали.

Аппетит утренняя стычка отбила напрочь, так что я без удовольствия потягиваю кофе и жую гренку исключительно из уважения к труду экономки, которая расстаралась, вероятно, ожидая всю семью и гостей в сборе за завтраком. Когда я уже собираюсь было подняться, в столовую входит Серж.

— Стоп, Калинина! — он не дает мне уйти и усаживает обратно в кресло.

Даже подкладывает свежей клубнички в тарелку, только такая забота неспроста: парню что-то нужно.

— И как ты это сделала? Делись секретом!

— Довела твоего брата до истерики? Одной левой! Правда, не своей…

— Ты довела Игореху? Вот блин, а я хотел у него скидочку на поставки выпросить, по-братски. Но я вообще не об этом. Как ты усыпила Крис?

— Она тебе что, кошка, чтобы ее усыплять?

— Вы когда с братиком оретесь, оба невыносимые язвы! Тебе сложно, что ли, сказать? Она отказывается от таблеток и не спит. А сегодня спала, я видел. Как?

— Почитала ей книжку.

Серж удивленно моргает и мне вдруг становится смешно. Удивительный у них мир. Потрясающий в своей непонятности.

— Чего ты сделала?

— Книжку, Сереж, книжку. Такие листы бумаги с буковками. Я понимаю, что в твоем мире принято упарываться таблетками и коньяком, но в моем иногда помогают книжки и внимание.

— Простая ты, Анька, как две копейки, — тяжело вздыхает он. — Книжки и внимание. Я же не с потолка ей таблетки даю. Врач выписал. А она не пьет и капризничает.

— Вы зато все сложные, — тоскливо огрызаюсь я, — и книжки у вас проклятые и внимание… нездоровое. Оставь ее уже в покое! Я бы тоже не пила таблетки, если бы они делали меня овощем. Крис нужен системный подход. Врач, я не знаю, терапия.

— Да все у нее есть. К врачу не загнать, бьется, как дикая кошка. Ей бы уехать, да никак, Майк быстро по папочкиной просьбе кислород перекроет. На море ее и возим, в общем-то, Игорехе нахрен не сдались эти семейные вояжи. Мама любила наш дом в Греции, вот и ездим. Тип из уважения к памяти и прочей хреноте.

Я задумчиво жую клубнику и размышляю, что же меня смущает в рассказе Сержа. Нет, море — это прекрасно, но…

— Вы ездите в дом который любила ваша мама?

— Ну да. Тебе тоже зайдет. Охрененно здоровый, на берегу.

— Вот понимаешь… — Я неуверенно кусаю губу. — Сменили б вы географию.

— Чего?

— Я квартиру, где с папой жили, видеть не могу. До темноты в глазах не могу. Как мимо иду, так потом неделю кошмары снятся. А отдыхать в доме, который любила погибшая мать… это для вас — память. А для Крис напоминание. Вроде похоже, но разница налицо.

— Чет я об этом не думал… — Серж задумчиво чешет голову. — Думаешь, в другое место везти? Снять другой дом?

— Попробуйте. Деньги у вас есть, сестру вы любите. Не живите по отцовским шаблонам, они не работали.

— Ладно, — наконец кивает Серж, — поговорю с Игорехой. Если сработает, с меня подгон. А книжка-то какая?

— Моя любимая, — улыбаюсь я, — “Путешествие Алисы”.

— Ну, я с книгами на “вы”. Больше по железкам. У нас как в сказке, старший умный был детина, средний был ни так, ни сяк…

Я фыркаю, мысленно закончив отрывок. Поганое настроение после стычки с Игорем и смутные воспоминания о ночи, отступает, и я все-таки уделяю должное внимание клубнике. Серега со свойственным ему увлечением ест все подряд и не отвлекается, пока вдруг не звонит его мобильник. Несколько секунд он слушает, сдвинув брови.

— Так, погоди, я нихрена не понял, ща ее дам.

И протягивает трубку мне. Такого я точно не ожидаю.

— Анна Артемовна, — это голос Германа, — у меня ваш смартфон с утра разрывается. А еще… вам тут… серенаду вроде как поют.

— Что делают? — обалдеваю я.

— Да парень какой-то с гитарой у забора трется. Мы, конечно, его можем выкинуть,

но…

— Нет-нет-нет! — восклицаю я. — Сейчас подойду.

— Ох, Анька, братик не одобрит! — кричит вслед мне Серж, но я отмахиваюсь и на всех парах несусь к посту охраны.

Герман уже ждет меня там, возвращает смартфон и открывает ворота, сообщив:

— Мы его проверили, он один, но на всякий случай наблюдаем.

— Ерунда, — отмахиваюсь я, — это мой друг.

И он наверняка хочет объяснений за вчерашнее. После того, как Игорь почти силой забрал меня с праздника, у любого возникнут вопросы.

Я решаю сначала поговорить с Сашей, а уж потом разобраться с кучей сообщений на смарте. Наверняка там девчонки напоминают о просьбе дать в долг, а я совсем забыла поговорить с Игорем. Теперь это будет сделать сложно. Он наверняка еще зол, а я слишком растеряна, чтобы позволить себе остаться с ним наедине и обратиться с просьбой.

— Аня! Я пришел, хотел романтично спеть песню под твоим окном, но у вас такая территория, что пришлось петь под забором. Мне кажется, я не впечатлил вашу охрану.

На улице зябко, а я в тонком хлопковом платье.

— Я думаю, ты разнообразил их утро. Как ты меня нашел?

— Одна подружка с вчерашней вечеринки узнала Крестовского и сказала, где он живет. Я приехал извиниться, Ань! Я не знал, что все так получится. У тебя теперь будут проблемы?

— Да нет, не волнуйся, Саш. У меня всегда проблемы, но не из-за тебя. Тут… много личного и денежного.

— Это хорошо… даже если ты меня знать не захочешь, я хочу сказать, что сделал все, чтобы удалить видео, но…