— Эээ, дорогой, разве тебе плохо? Форма прямо с иголочки, вай! — выглядывая из-за Карасева, сказал Гелашвили.

— Меня интересует только одно, долго ли мы так будем стоять? — спросил я.

Ильницкий стоя рядом, произнес:

— Сейчас они скроются за углом Шлиссштрассе, и разойдемся!

Как только генеральский кортеж завернул на улицу Шлиссштрассе, замполит дал отмашку на отбой.

— Фух, наконец-то! Жарко как то, не правда ли капитан? — снимая пилотку, сказал старшина.

— Да уж! Весна в Европе ни как у нас на родине! И воздух, какой-то другой! — расстегивая пуговицы гимнастерки, произнес я.

— Ты чего, командир? По родине затосковал? — улыбнулся Яша.

— Да есть немного ребятки! Ничего! Осталось немного! Сейчас Вену возьмем, а там и до Берлина рукой подать.

Яков подошел к указателю на дороге, и воскликнул:

— Вот смотрите граждане танкисты, Берлин почти шестьсот километров на север!

— Жалко фотоаппарата нет, сейчас бы сделали групповой снимок, на память! — облокотившись о броню, сказал я, — мы же будем встречаться после войны с вами? — добавил я.

— Конечно командир! Мы с тобой считай, от самого Днепра идем, и слава бабе Норе, пока все хорошо! — ответил Столярчук.

— Ладно! Столярчук и Гелашвили, посылайте за обедом! А то с утра ничего не ели!

— Есть товарищ гвардии капитан! — в голос ответили они, и тотчас же отправились к полевой кухне.

Матвеев повис на люке и о чем-то глубоко задумался. Закуривая трофейные немецкие сигареты, я подошел к нему:

— Жень, ты чего задумался?

— Да так командир, ни о чем! — с тоской в голосе, ответил он.

— Случилось что может? С домашними проблемы?

— Да ну нет!

— Нет, ну я как командир обязан спросить, что случилось? Давай выкладывай! Болит, может что?

Немного промолчав, Матвеев шмыгая носом, ответил:

— Болит, командир… болит!

— Что именно?

— Душа…наваждение какое-то страшное, последнюю неделю настигает… Дай закурить командир?

— Ты же не курил? Ну, на конечно, отравы-то не жалко! — протягивая ему зеленую пачку германских сигарет.

— Хех, боюсь убьют, а я так и не попробую покурить! — усмехнулся он.

— Да перестань ты! Ты просто устал. У всех, наверное, сейчас такое чувство! Война эта все соки из нас выжила! — успокаивал я его.

— Ладно, командир, брось. А вон и ребята идут с обедом! Сейчас поедим, может и настроение поднимется! — выбросив половину выкуренной сигареты на землю, сказал он.

— А вот это по-нашему! — выкинув свой окурок, и приобняв его за плечо, пошли к столу.

Обед у нас был как обычно. То шутки, то анекдоты, то еще что-нибудь. Насытившись до-упаду, ребята развалились на побитых кучах соломы, а я залез в танк, и заняв место Столярчука, начал снова гонять радиостанцию. В эфире проскальзывали немецкие переговоры, с которых я быстро переходил на другие волны, в поисках выступлений знаменитых артистов. Настроение было приподнятое. Наслушавшись вдоволь Лидию Русланову, я отключил радиостанцию и по пояс вылез из танка. Ребята мои до сих пор спали, развалившись на траве у нашей машины, и я наблюдал за ними сверху. Вдруг из-за угла Шлиссштрассе, медленно стал выезжать кортеж генерала, следуя по улице к центральному КПП. Генерал Тевченков высунувшись из окна своего автомобиля, пристально осматривал солдатский быт.

Генерал проехал мимо нашего экипажа и тотчас же остановился в двадцати метрах. Он вышел из машины со всей своей свитой и охраной, оправился и пошел в нашу сторону. Я только и успел спрыгнуть с брони, предупредив ребят, которые тут же проснулись.

— Так, это что такое? Это что за безобразие? Кто командир? — грозно, спросил он.

— Гвардии капитан Петровский, товарищ генерал-лейтенант! — вытянувшись по струнке, ответил я.

— Гвардии говоришь? У нас что, так разве выглядит гвардия? Ты посмотри на своих разгильдяев, на кого они похожи? Война еще не кончилась капитан! Твое счастье, что завтра наступление! А то мигом бы вас на гауптвахту определил!

— Виноват товарищ генерал-полковник! Исправимся!

— Исправятся они! Завтра посмотрим! А сейчас, строгий выговор с занесением в личное дело тебе и твоим оболтусам! Запиши Шиндяпин! (приказал он рядом стоящему адъютанту) И фамилии их запиши, после боя жду у себя! Буду к порядку приучать! Позоришь тут стоишь высокое звание капитана советской армии! Если погоны жмут сейчас мигом уровняю тебя вместе с твоим экипажем! Хочешь войну сержантом закончить? — разорялся он так сильно, что брызгал слюнями на мою гимнастерку.

— Спасибо, товарищ член военного совета, но сержантом, я уже был! — злобно ответил я.

— Да ты щенок еще смеешь пререкаться со мной?

— Никак нет, товарищ генерал! — с призрением глядел на него я.

— В общем так, после боя посмотрим! — разъярённым отправился к машине, после чего напоследок добавил:

— Мальчишка! Поехали Шиндяпин! — хлопнув дверью, они сразу удалились по дороге за горизонт.

Опешившие Кулагин и Ильницкий подбежали ко мне:

— М-да капитан, нарвался! Это ни Зубов! Этот круче! — сказал Кулагин, вертя головой.

— И действительно, генерал очень злопамятный, и крайне мстительный! — добавил замполит.

— Да и хрен с ним! Расстилаться ни перед кем я не собираюсь! Будет он еще моих ребят оскорблять! — ответил я сквозь зубы, и отправился к экипажу.

— Алексей, постой! — воскликнул замполит, ринувшись за мной.

— Ладно, оставь его! — пробормотал Кулагин, — после наступления попробуем успокоить генерала, по своим каналам.

— Ну, ты капитан с нравом конечно! Ты представляешь, что он с тобой сделает! — обалдевшие от происходящего, говорили мои бойцы.

— Поживем, увидим! Дайте пройти! — оттолкнув их, я снова залез в танк, и чтобы как-то успокоится, закурил сигарету, и включил радиостанцию.

Нервно выдыхая дым, я крутил ручку передатчика в поисках частот. Так как я очень остро реагировал на критику в свой адрес, в мыслях мне хотелось пристрелить этого генерала, настолько сильно он меня завел. Я был совершенно спокойным и даже несколько трусливым человеком. Боялся влезать в различные передряги. Был типичным очкастым ботаником, но война сделала своё дело. Война выворачивает всё нутро наружу, показывая все самые мерзкие качества.

Спустя полчаса, я услышал топот по броне. Приятная физиономия Кулагина, появилась в проёме моего командирского люка.

— Ну, чего ты раскис? — спросил он, сверкая фляжкой со спиртом.

— Да нормально все, товарищ полковник, отпустило! — сказал я, сняв шлем.

— Давай дернем по одной? Но не более того! Завтра наступление.

— А давайте!

— Я пока налью, а ты включи, что-нибудь на передатчике, там Орлова или Утесов петь где-то должны!

Подставив стакан, я вытащил гарнитуру и поставил на громкую связь. Мы выпили по одной. Закусили. Подкручивая ручку передатчика, я вдруг вышел на волну, откуда шел призыв о помощи: «…повторяю! Все, кто нас слышит! Мы попали в засаду! Нам