Ровно в то время появился и печально знаменитый «Молот ведьм» – практическое руководство для инквизиции, где кошка однозначно объявлялась пособником дьявола.

Вакханалию ужаса не останавливали даже нашествия крыс, несущие непрекращающиеся эпидемии чумы, в результате которых вымерла треть Европы.

То есть люди нашли единственного виновника, уничтожение которого сулило им спокойную и благостную жизнь.

Мог ли Леонардо в такой ситуации представить публике «Мадонну с кошкой»? Ответ очевиден: его бы самого сожгли на костре…

Почему же это не насторожило экспертов, исследовавших картину? Да только лишь потому, что в архиве великого художника сохранились несколько набросков пером и тушью именно кошек с младенцами. То есть задумка написать именно такую Мадонну у него была. А если была задумка, почему бы не состояться самой картине? Кто-то неизвестный, спасибо ему, хранил полотно все это время, берег, передавал по наследству, дождался, когда массовое помешательство сошло на нет и преследование кошек прекратилось. И вот – чудо!

Картина пошла по выставкам, вызывая восхищение и восторг.

А через полвека после обретения миром шедевра Леонардо да Винчи ушел к праотцам известный итальянский художник Чезаре Тюбино, великолепный копиист. Предсмертное письмо Тюбино произвело сенсацию не меньшую, чем обретение шедевра да Винчи. Он признался, что «Мадонна с кошкой» – его работа, так сказать, шутка непризнанного гения. Копируя по заказам работы Леонардо много лет, он настолько тщательно изучил его стиль и методы, что смог нарисовать «Мадонну с кошкой» не хуже, чем сам Леонардо.

После этой нашумевшей истории и в Эрмитаже занялись более предметным изучением наследия Леонардо. К тому времени петербургская коллекция насчитывала целых двадцать четыре работы мастера. Оказалось, подлинных всего две – «Мадонна Бенуа» и «Мадонна Литта». Остальные – леонардески, то есть работы учеников гения, его последователей и подражателей.

– То есть ты решил сделать копию? – переспросила Шона. – Не фантом, а именно копию? Несмотря на запрет?

Лирай виновато кивнул, но тут же приободрился.

– Сначала, конечно, фантом сотворил. Потом материализацией занялся. Долго маялся, никак цвет уловить не мог. Коричневая тушь какого-то особого оттенка, да и лет-то рисунку сколько! Честное слово, с маслом работать намного проще.

– Ты что-то еще из коллекций прихватил? – побледнела Шона.

– Да нет, – Лирай махнул рукой. – Но тренируюсь же. С кэльфятами занятия как проводить? А так, себе, только эту. Исключительно из-за кошки. Да вы ее все знаете. Лала, у меня живет.

Лалу действительно знали все. Красивая серая кошка, зеленоглазая, с белой грудкой. Молчаливая, скромная. Из дома Лирая практически не выходит. В мероприятиях не участвует. Думали – характер такой, а она, оказывается, просто шедевральная.

– Ну и?

– Дальше все просто. Подлинник повесил у себя, вы все решили: фантом. А фантом материализованный, то есть копию, засунул обратно за шкаф. Его-то Херберт и «нашел». Я специально уголок вытянул, носом его туда ткнул. Как у него руки тряслись! Потом весь покрылся: не может быть, говорит, у меня бред! Голциус… На полу разложил, рядом ползает, в лупу рассматривает: неужели подлинник? Ну а дальше вы все сами видели. Какой шум поднялся, сколько народу понаехало. Экспертизы, исследования, заключения. Если бы, конечно, кто-то хотя бы засомневался, я бы еще тогда признался. А так все прошло как по маслу. И всем хорошо.

– Хорошо? – Шона возмущенно вскочила. – Ты обманул весь мир. Хорошо?

– Шона, – вмешалась Снотра, – давай с моралью потом. – Повернулась к Лираю. – Молодец! Хотя, конечно… Ладно, забыли. Согласись, Шона, это шанс.

Шона долго молчала. Ситуация, конечно, была вопиющей, но она действительно давала шанс. Мимиру, кэльфам, всему эрмитажному собранию, в конце концов!

– Да… но… Придется идти к котрифею, представляться, то есть все рассекретить… Как он к этому отнесется? Он же о нас ведать не ведает, решит, что с ума сошел.

– Котрифей не решит. Во-первых, он мужик крепкий, Броненосец, одно слово, а во‑вторых, все дворцовые легенды знает. Как там нас в них называют? Эрмиты? Вот мы эрмитами перед ним и явимся.

– А насчет Мимира как объясним?

– Да просто скажем, что это наш котенок, отдайте. Отдаст, куда денется. За подлинник-то Голциуса! Только у меня условие.

– Какое? – насторожился доселе молчавший Богарди. – Надеюсь, не криминальное?

– Лалу оставлю. Не отдам. Ее на рисунке все равно никому не видно, пусть у меня живет.

Никто не возражал.

Спорили, рассуждали и прикидывали еще целый час. В конце концов решили, что к котрифею идти надо, но информации дать самый минимум. То есть, мы вам Голциуса, вы нам Мимира. И живем как прежде, друг друга не касаясь. Места жительства не рассекречивать. О превращении Петра молчать, о Бастет – тоже. О Мут-Сохмет впрямую не предупреждать, а попросту заставить котрифея ей на колени чего-нибудь из собственного кабинетного бара плеснуть. Ненароком пусть прихватит какую-нибудь сувенирную бутылочку – по дороге к Голциусу Египетский зал не миновать. Сохмет тогда нынешнее полнолуние спокойно проспит, а к следующему уже и Мимир покраснеет. Голциуса доставить к котрифею со всеми мерами предосторожности, то есть создав мощную завесу невидимости, которая исчезнет лишь тогда, когда котрифей согласится на все условия.

– Да, – спохватилась Шона, – Богарди, надо еще Скифского кота на место вернуть.

– Как вернешь? Уже обнаружили, что отсутствует. Разве что куда-то подбросить?

– Не учить же тебя! Действуй. Котрифей сразу спокойнее станет, когда все найдется, скарабея бы еще отыскать и отдать прямо в руки, он бы точно растаял…

– Шона, – Снотра задумчиво остановилась на пороге. – А что, если нам после всего этого котрифею память заблокировать? Зачем ему лишние знания? Умножающий познания…

– Тогда, может, и Голциуса обратно за шкаф спрячем? – мимоходом поинтересовался Лирай.

– Нет, Лирай, это уж совсем нечестно. Решили отдать, значит, отдаем. А с памятью… Пожалуй, да.

Принимая душ, переодеваясь, готовя завтрак для мамы, Маргарита Владимировна не переставала радоваться, что так удачно ускользнула из Эрмитажа, не столкнувшись с директором. В голове метались какие-то обрывки ночных сновидений, удивляя красочностью и полной нелепицей. Под ногами путались кошки, требуя еды и внимания. Один лишь черная Мадлен вела себя странно: забравшись в одиночестве на холодильник, внимательно следила за общей суетой, стреляя зелеными искрами в хозяйку.

– Мадлеша, иди поешь, – позвала Крюча.

Кошка тут же демонстративно зажмурилась, делая вид, что спит.

За окном по-прежнему шел дождь, уже не ночной ливень, но все еще довольно плотный и нудный. Поскольку зонт остался где-то на работе, Маргарита Владимировна решила вместо плаща надеть куртку с капюшоном. Не очень элегантно, зато практично. И руки свободны.