Но она не говорила.

Я ждала, и ждала, и ждала, была послушной и вежливой, собранной, действительно готовой к встрече. По ночам я смотрела в окно до рассвета, чтобы не пропустить ее, но она предала меня. Ночь проходила за ночью, а она так и не появилась.

В конце концов я отвернулась к стене и перестала скучать.

И сожгла альбом со всеми фотографиями времен ее молодости среди камней на лесной опушке.

Когда Нина пришла в совещательную комнату на восьмом этаже, Юханссон сидел там и плакал. Никто другой из группы еще не появился, и она остановилась в дверном проеме, не зная, войти или уйти незаметно. Крупный мужчина поднял глаза и, заметив ее присутствие, откашлялся и высморкался.

– Входи, – сказал он, – у меня и мысли не было напугать тебя.

Нина не сдвинулась с места.

– С тобой все нормально? – спросила она осторожно.

Он пожал широкими плечами.

– Да, в общем-то, – ответил он хрипло. – Хочешь кофе?

Юханссон поднял термос. Она пила не так много кофе, дома всегда делала себе чай, но сейчас шагнула в комнату и кивнула:

– Спасибо, с удовольствием.

Он налил в чашку дымящийся горячий напиток и протянул ей.

– Сахар или молоко?

– Спасибо, и так годится…

Они какое-то время молчали. Нина расположилась за столом на приличном расстоянии от секретаря, грела о чашку ладони.

– Почему ты такой грустный? – спросила она тихо.

Он с шумом сделал несколько глотков. Потом сидел неподвижно и думал.

– А разве можно быть другим? – сказал он наконец. – При мысли о том, как выглядит мир?

Нина внимательно посмотрела на своего собеседника.

– Ты имеешь в виду в общем или применительно к нашей работе?

Она сама услышала, как казенно звучали ее слова. Стул сразу же показался ей ужасно неудобным, она попыталась лучше устроиться на нем.

Юханссон явно воспринял ее вопрос всерьез, поскольку задумался, и его лоб прорезали глубокие морщины.

– И то и то, пожалуй, – ответил он. – Точнее говоря, это касается всего вместе, нашей работы и мира, где мы живем, это два аспекта одного и того же, все вместе и отдельные кусочки, коими нам по долгу службы приходится заниматься… – Он снова высморкался. – Хотя мне нравится вносить свою лепту, именно поэтому я стал полицейским. Да, ты же понимаешь, сама работаешь в полиции.

Нина пригубила кофе. Как много он знал о ней? Насколько хорошо был проинформирован персонал, когда к ним брали новичка?

– Ты всегда работал в ГКП? – спросила она, теша себя надеждой, что не выглядит слишком любопытной.

Юханссон покачал головой:

– Я оказался здесь после несчастного случая.

Он потянулся за стопкой бумаг и стал их сортировать.

Нина сделала несколько глубоких вдохов, размышляя, стоит ли ей продолжать расспросы.

– Несчастного случая? – все-таки спросила она.

Юханссон удивленно посмотрел на нее, словно весь мир должен был знать историю его жизни.

– Да, я получил пулю в ногу во время тренировок. Просто случайный выстрел, когда я служил в национальном спецподразделении. Все получилось по-настоящему плохо: пуля попала в бедро, я чуть не истек кровью, но у нас в группе был парень с медицинским образованием, он оказал мне первую помощь и наложил жгут, да… – Он не прекращал сортировать бумаги. – Я стал немного сентиментальным после этого. Сверхмягким, как говорят мои дети, хотя такого диагноза не существует.

Он вздохнул. Ламия вошла в комнату, прижимая к груди ноутбук.

– Да, все так, – сказала она. – Юханссон бывший крутой парень, которого подстрелили, и он потерял хватку.

Она подошла к большому мужчине и поцеловала его в щеку. Он слабо улыбнулся ей, и она повернулась к Нине:

– Как дела? Уже чувствуешь себя здесь как дома?

Нина нигде не чувствовала себя как дома и поэтому воздержалась от ответа. Блондинка улыбнулась и легко погладила ее по руке, а потом села на свое обычное место и включила компьютер.

– У комиссара сейчас какая-то шишка из Розенбада, поэтому нам придется справляться самим, они, возможно, зайдут немного позднее.

У Нины создалось неприятное ощущение, словно чужое прикосновение обожгло ей кожу. Она провела по руке, стараясь избавиться от него. Ламия окинула взглядом остальных.

– Как мы поступим, кто начнет?

Юханссон раздал свои бумаги, распечатки материалов полиции Наки. Там были протоколы допросов персонала Ингемара Лерберга, двух его секретарей, Марты Хиллеви Бринолфссон и Соланы Никиты Левински, результаты опроса соседей жертвы, а также обзорная справка о его политической карьере. Плюс документ, согласно которому попытки отыскать человека, пославшего сообщение о преступлении на номер 112, не увенчались успехом.

Нина раздала остальным дубликаты своего короткого резюме относительно убийства в районе Кроктрескена. Ламия же держала несколько распечаток в руках, явно не позаботившись о копиях.

– Ограждения вокруг места преступления на Силвервеген сняты, – сообщил Юханссон. – В нашем распоряжении остались ключи, если кто-то хочет сходить и посмотреть. Повторный обход соседей ничего не дал. Протокол вскрытия жертвы с Кроктрескена пока не пришел, но они нашли фрагменты кожи под одним ногтем, пожалуй, удастся получить ДНК. С персоналом фирмы Лерберга побеседовали за несколько заходов, в протоколах они проходят под именами Хиллеви и Солана. Вы можете сами прочитать.

Нина взяла бумаги и быстро ознакомилась с ними. Ей нравились спонтанные и фрагментарные реплики, в ее голове из них формировались отдельные сцены. Она почувствовала неуверенность сотрудниц жертвы преступления.

«Руководитель допроса. Новый заказчик, как там его, ага, здесь, ASCI…

Солана. Asia Shipping Container Lines.

Р. Именно, Asia Shipping…

С. Ингемар лично вел с ним переговоры относительно контракта, ну, надо просто сначала попробовать, это может стать огромным прорывом для нас…

Р. Ты встречалась с этим клиентом?

С. Кто, я? Нет, ни в коем случае, на мне только оформление бумаг. Хотя, когда контракт вступает в силу и мы выставляем счета за выполненную работу, я становлюсь офис-менеджером, я же здесь очень давно…»

Нина перевернула страницу, она читала все подряд.

«Руководитель допроса. Вам поступали какие-либо угрозы?

Хиллеви. Угрозы?

Р. В отношении Ингемара или фирмы, тебе известно что-нибудь о них?

Х. Нет, действительно… нет.