Весьма сложная конструкция, но она однозначно указывает на то, что упомянутый пир в Руане был своего рода семейным советом, на котором решалась судьба одной из знатных родственниц.

Имя Пьера де Мантона также многое разъяснит нам в дальнейшей судьбе Жанны.

После тайного похищения Жанну доставили в удаленный замок Монроттье, находившийся в двух лье от савойского города Аннеси, в котором ей суждено было провести ближайшие несколько лет своей жизни.

Этот замок был выбран не случайно, так как он с 1427 года принадлежал вассалу герцога Амадея Савойского Пьеру де Мантону, тому самому, кто присутствовал на пиру у графа Уорвика 13 мая 1431 года. Ему, как нетрудно догадаться, и было вверено тайное похищение Жанны из Руана, ее доставка в Монроттье и организация надежной охраны.

Важно отметить и то, что Пьер де Мантон был не просто одним из вассалов герцога Савойского, он был еще его советником и дипломатическим посредником в переговорах между Карлом VII, Филиппом Добрым и Карлом Орлеанским.

Что касается расположенного среди отвесных скал замка, то в главной его башне есть помещение, которое долгое время именовалось тюрьма Девственницы. Дни своего пребывания там затворница отмечала черточками, вырезанными в оконном проеме, которые соответствуют тому времени, которое Жанна провела в Монроттье. Историк Робер Амбелен пишет:

«Тот, кому было поручено охранять особенно ценного заключенного, не мог выдумать лучшей тюрьмы».

О том, что конкретно делала Жанна после своего освобождения и до 1436 года, практически ничего не известно. Конечно же, она содержалась под охраной и не имела свободы передвижений. Карлу VII, позаботившемуся о ее спасении и фактически обменявшему ее на Джона Тэлбота, нужно было время, чтобы французы успели подзабыть о своей героине, поверив в ее гибель.

Вновь след Жанны появляется лишь через 5 лет после «руанского сожжения». 5 лет — срок немалый, и за эти годы произошло многое.

Если говорить в двух словах, то дела герцога Бургундского пошли совсем плохо. Несколько городов Фландрии и Бургундии отказались платить ему подать, Льеж восстал, и остальные были готовы последовать его примеру. В начале 30-х годов резко ухудшились внешнеполитические позиции герцогства: Карл VII заключил союз с германским императором Сигизмундом, который был встревожен распространением бургундского влияния на нижненемецкие земли.

Все это вместе взятое заставило герцога Бургундского сделать решительный шаг. 21 сентября 1435 года он подписал в Appace мирный договор с представителями Карла VII. Согласно этому договору, Бургундия выходила из войны и обещала Франции дружественный нейтралитет. Этот нейтралитет, впрочем, был щедро оплачен: помимо того, что герцог Бургундский удерживал за собой Пикардию и Артуа, Карл VII уступил ему графства Маконэ и Оксеруа, а также несколько городов в Шампани.

Все понимали, что Аррасский договор не уничтожил противоречий между Францией и Бургундией, ибо окончательное объединение Франции не могло быть завершено без присоединения захваченных бургундцами французских территорий. Но это была задача далеко не сегодняшнего дня. А пока мир с Бургундией развязал Франции руки для борьбы с главным противником — англичанами.

Весной 1436 года французская армия подошла к Парижу. 13 апреля в городе вспыхнуло восстание и французская столица была освобождена.

Среди тех, кому удалось бежать из Парижа, был Пьер Кошон. Уж в чем-чем, а в этом у него был большой опыт: когда-то он бежал из Реймса, потом из Бовэ. Руанским архиепископом он так и не стал и вынужден был довольствоваться жалким епископством Лизье в Нормандии. Там он, кстати, и умер в 1442 году. Его покровитель, регент Бэдфорд, умер еще раньше, в 1435 году, за неделю до подписания Аррасского договора, в том самом замке Буврей, где находилась в заключении Жанна.

Если бы историк, изучающий заключительный период Столетней войны, имел в своем распоряжении только официальные документы французского правительства, то он и не подозревал бы о существовании Жанны. Дело в том, что ни один из этих документов — ни многочисленные королевские указы, ни послания «добрым городам», ни победные манифесты — не упоминает о ней ни единым словом. Как будто ее не было вовсе.

Объяснять это одной лишь неблагодарностью Карла VII было бы, по меньшей мере, наивно. Карл был, прежде всего, политиком, великолепно умевшим отделять политические интересы от личных эмоций и подчинять последние первым.

Жизнь заставила его пройти полный курс политического лицемерия, и он в совершенстве владел этим искусством. И если бы он видел хоть малейшую выгоду в том, чтобы тотчас же после «казни» Жанны обратить себе на пользу этот факт, он, безусловно, не промолчал бы. Но он не считал это выгодным. Более того, любое открытое проявление сочувствия к «памяти Жанны» со стороны Карла VII было до поры до времени не в его интересах.

Прежде всего потому, что ему было выгодно, чтобы французы побыстрее забыли Жанну.

К тому же публично выраженное сожаление о Жанне было бы воспринято как недружелюбный жест по отношению к герцогу Бургундскому; ссориться же со своим кузеном Филиппом в этот момент Карл не хотел.

И наконец, такое сожаление звучало бы открытым упреком в адрес Парижского университета — влиятельной организации, в поддержке которой король нуждался до тех пор, пока не почувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы лишить университет политического влияния и подчинить его своему контролю. Но это произошло значительно позже, а до тех пор Карл чутко прислушивался к голосу университетских кругов и не желал их раздражать понапрасну.

Таковы были события, произошедшие после «казни» Жанны за 5 лет, проведенных ею в савойском замке Монроттье.

Что делала Жанна в эти годы, никому доподлинно не известно, но в 1436 году она вновь появилась на исторической сцене.

Биограф Жанны Анри Валлон по этому поводу пишет:

«5 лет спустя, в Лотарингии, недалеко от родины Жанны д’Арк, появилась некая женщина, и все ее приняли как Деву».

На самом деле, первоначально она появилась в Арлоне, небольшом городке на границе современной Бельгии с Люксембургом, и этот факт зафиксирован во многих источниках. В связи с этим историк Робер Амбелен указывает на то, что забрали Жанну из Монроттье Жан Потон де Ксентрай и его помощник Жан де Бланшфор. Это выглядит удивительным, но никто этому «побегу» особенно и не препятствовал.

Историк Ален Деко констатирует:

«Так начинается одна из самых удивительных страниц в истории Франции, где нет никакого вымысла, а, напротив, есть почти бесспорные факты».

В Арлоне Жанна поступила под присмотр могущественного вельможи Жана де Родмака (Jehan de Rodemack), кузена Карла VII и советника герцогини Люксембургской. Доподлинно известно также, что в Арлоне Жанна была принята и самой герцогиней Люксембургской.